Я мысленно повторила его.
Дункан Роверт. Чёрный меч Севера.
Мне нравилось, как оно звучит. Нравилось ощущать его на языке.
Миссис Эшли подложила мне ещё один блин – обжигающий, золотистый, с рваным хрустящим краем. Долила молока в глиняную кружку.
- Кушай, мальчик, на здоровье! Тощий какой – без слёз не взглянешь!
Алисия хлопотала у большой печи, на полатях которой засыпали её младшие братья. Где-то прокричал петух. Уютно пели сверчки. Совёнок на моих коленях расправлялся с половинкой моего предыдущего блина и алчно косился на новый.
- У нас гости? Почему я не знаю?– раздалось за стеной добродушное бурчание.
Пухленький бородатый мистер Эшли скидывал в сенях обувь, мыл руки в настенном рукомойнике, под который подставлена была деревянная кадушка.
- Тэм пришёл! Покормила парнишку. Уложу спать на лавке – куда его на ночь глядя в лес обратно отпускать.
- И то верно! – довольно улыбнулся отец семейства, заходя в дом. – Может, согласится, наконец, к нам в наймиты. Лиску скоро замуж сбагрим – лишние руки в хозяйстве не помешают.
Пунцовые щёки Алисии подтвердили, что она очень бы даже и не против.
Хозяйка торопливо выставила на стол рядом со мной ещё одну тарелку.
А мистер Эшли вдруг, не дойдя до своего места, свернул по широкой дуге и направился в другую часть комнаты, задёрнутую цветастой тканью. За ширмой виднелся угол кровати.
- А пожалуй… лучше здесь поем, - проговорил он, слегка заторможено.
И тут я наконец-то поняла одну важную вещь. Даже рука с блином застыла – я забыла, что несла её ко рту. Ох, и глупая! Как же раньше не замечала. Это ведь было очевидно! Я всегда сторонилась мужчин из-за пророчества, опасалась приближаться, и даже о снадобьях своих лечебных предпочитала сторговываться с женщинами. Может, поэтому и заметила только сейчас.
Они тоже меня избегали! Мужчины. Тоже опасались приближаться. Держались на отдалении – инстинктивно, не сознавая того. Точно так же, как люди избегали приближаться к границам Тихого леса из страха перед Тишиной. Я точно так же их пугала – даже несмотря на то, что они принимали меня за парня.
И только один хотел, чтобы я была рядом. Шла плечом к плечу и прикрывала спину.
Только один с такой же лёгкостью перешагнул мои нелепые попытки держаться от него подальше, с какой сбросил перчатку с моей руки. Для настоящего прикосновения.
Ночью мне никак не удавалось заснуть. На лавке было жёстко, чужое место и чужие запахи напрягали, сопение незнакомых людей рядом заставляло дикого пугливого зверька во мне сжиматься от желания уйти обратно, в спасительную лесную тишину. Но я держалась. Да и Совёнок, что уселся рядом на краю стола, сомлевший от блинов и довольный, обещал караулить мой сон.
Наконец, усталость взяла своё. Я погрузилась в дремоту с единственной мыслью.
Где же ты – мой тёмный воин…
…Он снова уходит прочь от меня по тропе, дальний край которой теряется за окоёмом. Поля по обе стороны – голые, ощетинившиеся стернёй после убранной ржи. Где-то на горизонте – зубчатая тёмная линия редких деревьев. Луна бросает бледный свет, перемешанный с глубокими тенями там, где её скрывают бегущие быстро облака. Ночной ветер студит до самых костей – скоро осень.
Идёт медленно, устало. Идёт всю ночь, потому что не захотел останавливаться на ночлег. Что-то гонит его – долг, или тревога, или попытка убежать от правды, которую он оставил позади.
А мне легко и спокойно – потому что это лишь сон. Здесь я могу не прятаться. Здесь я могу быть собой.
Во сне я снова в любимом светло-голубом платье, босая, и ветер трепет распущенные косы. Бегу – очень быстро, и знаю, что смогу догнать. Это ведь мой сон – а значит, возможно всё.
Он останавливается раньше, чем я добегаю.
Не замедляя бега, врезаюсь с разгону в широкую спину и делаю то, о чём так давно мечтала – прижимаюсь всем телом, обвиваю руками, трусь щекой об холодную кожу чёрного доспеха.
- Сказка… - его хриплый голос срывается, и я не узнаю, что он хотел сказать ещё. На мою хрупкую ладонь ложится широкая и тёплая, крепко сжимает. Мне так хочется услышать дальше – это ведь у меня в голове, почему бы не придумать себе хоть немного приятностей! Но моё сновидение упрямо молчит, лишь сильнее стискивает пальцы, словно хочет удержать. Не дать мне проснуться.