А Мяндаш-Гром летал-летал, громыхал-громыхал и пролился дождем над всей землею. Пила земля, пили звери, пили люди, Синь-озеро снова до краев налилось.
Утро пришло. Заснул огнерогий олень на вершине Зеленой Вараки. А по широкой тундре снова ходят олени. Скачет-носится Олешка — Золотые Рожки, Хозяйка Травы смотрит, как ягель кудрявится, как травы растут, воду в Синь-озере охраняет. Ходит с ней рядом малое дитя—телочка на шатких ножках, серебряные рожки едва пробиваются. Облизывает ее Хозяйка Травы розовым языком, на край неба подсаживает, пусть светит оттуда ясной зорькой.
Тихо на земле, хорошо. Только Оадзь стонет на болоте, тину к разбитой голове прикладывает, да Тала-Медведь бродит по пепелищу, опаленную шкуру зализывает, сам себя жалеет.
Вот и выходит — что доброму на пользу, то злому во вред.
Копье, топор и котел
Пришел из нездешних земель к саамам Тала-Медведь, принял человеческое обличье и говорит:
— Вы меня, саамы, не бойтесь. Я теперь не Тала-Медведь, и теперь Тала-Купец.
— Ладно, — говорят ему, — купец так купец. А чем торгуешь?
— Вот полную кережу товара привез: копья — оленей добывать, топоры — лес рубить, котлы — варево варить.
Обрадовались саамы охотники, спрашивают:
— А почем продаешь?
— Да ни почем, задаром отдаю. Только такой уговор: кто оленя убьет — мне половину несет, кто срубит лесину — мне тащит половину, кто варево сварит — мне половину оставит. Гак три года. А три года пройдет — копья, топоры да котлы наши будут.
Призадумались охотники: ох, и хитер Тала-Купец! Задаром отдает, да больно дорого берет. А что поделаешь? Без копья оленя не убьешь, без топора дерево не срубишь, без котла варево не сваришь. Твоя сила, Тала-Купец.
Разобрали охотники у Талы товар и откочевали в тундру диких оленей добывать. Что ни день — везут Тале кто оленью шкуру, кто оленью тушу, кто дрова, кто варево из котла. А больше всех возит славный Лаурикадж, всем охотникам охотник. У него копье дальше всех летит, у него топор шибче всех рубит, у него котел лучше всех варит.
Вот прошел год, другой миновал.
Тала-Купец тупу[12] из бревен возвел, полы в тупе оленьими шкурами застелил, у него в амбаре мясо на крюках висит, у него варево не переводится.
А саамы охотники жен-детей накормят, собакам остаточки дадут, сами не доедят, не допьют, впроголодь живут.
Вот и третий год кончился. Пришли охотники к Тале-Куп-цу, говорят:
— Вышел нашему уговору срок. Ничего тебе, Тала, больше не станем возить.
Разъярился Тала, по-медвежьи взревел:
— Еще три года будете возить. Не то все копья, топоры да котлы у вас отберу!
Испугались саамы — и впрямь отберет. Снова стали Тале половину добычи возить.
Только славный Лаурикадж, всем охотникам охотник, против Талы-Купца пошел. Он оленя убьет — целиком домой! несет, елку срубит — к своей веже тащит, варево сварит — сядет к котлу, сам досыта ест, жену-детей потчует, собак кормит.
Еще пуще взъярился Тала-Купец, прибежал к Лаурикаджу, схватил копье, котел и топор, домой к себе уволок и в амбаре запер.
— Будешь знать, Лаурикадж, как против Талы-Купца идти!
Что Лаурикаджу делать? Сложил он пожитки в кережу и откочевал к дальнему озеру. Закинул в озеро сети, рыбы наловил, сам поел, жену-детей накормил, собакам остатки бросил. Добрый охотник нигде не пропадет.
А копье, топор и котел лежат у Талы в амбаре, ведут меж собой разговор на своем на железном да на медном языке.
— Скоро ль наш хозяин на охоту пойдет? Не терпится мне оленя добыть! — звенит копье.
— Скоро ль наш хозяин в лес пойдет? Не терпится мне дерево срубить! — стучит топор.
— Скоро ль наш хозяин воды в меня нальет, огонь разведет? Не терпится мне варево сварить! — гудит котел.
А Тале-Купцу не к чему на охоту ходить, деревья рубить, варево варить — ему все готовое несут.
Так лежали копье, топор и котел не день, не два, а целый год. От безделья заржавело копье, заржавел топор, в котле паутина завелась.
— Ой, худо мне! — дребезжит копье. — То ли дело было у славного охотника Лаурикаджа. Навострит он меня, салом смажет, на охоту возьмет, и лечу я светлой молнией в оленя. А с охоты придем, мягким мехом оботрет, у стены поставит.
— Ой, худо мне! — стучит топор. — То ли дело было у славного охотника Лаурикаджа. Наточит он меня, оботрет, в лес возьмет, и сверкаю я меж елок, как месяц ясный. А домой придем, сухим мхом оботрет, у стены положит.