Староста встретил его, сидя на лавочке возле дома. Его жена Валентина готовила для гостя чай с только что выпеченным пирогом с яблоками.
-Проходи, молодец, проходи. Давно я не видел тебя. Уж никак двадцать лет прошло. Вон как ты подтянулся, стал крепким, мускулистым, словно отец.
Старик вздохнул.
Пошли почаёвничаем, потом поговорим. Валентина, когда увидела Данилку, заохала, обняла мальчика и все тяжко вздыхала, что не видят родители каким хорошим и статным вырос их сын.
-Валюш, ты займись в огороде, а нам посекретничать надо, -произнес старик.
-Ох, я же совсем забыла, что мне еще сорняки убрать надо с двух грядок, заболталась тут с вами, -ответила старушка и вышла из дома.
Илья разлил чая и подал на тарелке большой кусок пирога.
-Угощайся, паря. Новости на полный желудок воспринимаются лучше, -буркнул староста.
Было видно, что ему сложно начать разговор с юношей, но сказать все же придется. А Данилка чувствовал напряжение старосты, от этого сам начал нервничать. Наконец, кружки были пусты.
-Начну я, наверное, с того самого момента, когда твой дед Игнат решил выдать замуж Аленку, твою мать. А было это двадцать шесть лет назад, как сейчас помню. В девичестве твоя мать была красавицей и за ней бегало много ребят. Она ведь брала не только своей красотой, была знатной рукодельницей, умела все делать по хозяйству. Все у нее в руках горело. Со временем все женихи, видя, что девушка не обращает на них внимания, как-то само-собой рассосались и их осталось трое. Федор -кузнец, Капитон -работник усадьбы, который стал в последствии управляющим, и Устин-крепостной крестьянин. Так получилось, что твоей матери больше всего люб был Устин, но твой дед Игнат сразу отбросил его кандидатуру. Он сам был вольным и не хотел, чтобы твоя мать стала крепостной выйдя замуж за Устина. Капитону она сразу дала отворот-поворот, а вот Федор все же надеялся привлечь ей внимание, но все было напрасно. В то время в вашей семье горели такие страсти, что все разговоры в селе были только об этом. В какой-то степени я Игната понимал и, может быть, так же и поступил бы, если бы у меня были дочери, но Творец миловал. Игнат успел перехватить твою мать с Устином, когда они собрались бежать. Тогда попало обоим, особенно Устину, ведь он был крепостным. Не знаю откуда он взял денег, слышал, что кое-что продал, но вольную он себе сделал и пошел свататься вновь, но Игнат, слишком сердитый на него, тут же отказал. Тогда Устин попросил твоего деда подождать год и обещал, что к этому времени наберет денег и отправился охранять караваны. Тогда за охрану платили хорошие деньги. Не знал тогда Игнат, что дочь его была беременна. Тобой беременна, Данилка.
После этих слов юноша побледнел.
-Федор очень любил Аленку, поэтому взял её беременной, а то, что ты родился раньше срока, придумал, что мать вышла в огород и надорвалась, отсюда и преждевременные роды. А ты словно чувствовал, родился слабеньким, да и по весу был маленьким, поэтому ни у кого не возникло даже мысли, что кузнец не твой отец. Да и относился к тебе он хорошо, словно ты был ему родным. Через год вернулся Устин и увидел, что его любимая замужем. Она не стала признаваться, что это его ребенок. Устин развернулся и уехал вновь, чтобы никогда не возвращаться в эти края, как он сам думал.
-Почему она не призналась, что я сын Устина? -прошептал Данилка.
-Кто же знает? Я думаю, что не хотела причинять боль Федору, он действительно любил её сильно.
Они немного помолчали, и староста продолжил:
-Капитон, как только стал управляющим, старался везде поймать Аленку и склонить её изменит мужу, но твоя мать была как скала. Она старалась близко не подпускать его. Из-за этого впоследствии он постоянно придирался к тебе, старался унизить или избить. Хорошо, что тогда баронесса увезла тебя с собой.
Но однажды твоя мамка встретилась с ним, когда шла к речке полоскать белье. Он попытался снасильничать, но в это время услышал, раздающиеся с усадьбы крики, его звали, приехали какие-то богатые гости к графине. Он её отпустил, а Аленка, долго не думая, пожаловалась графине Татьяне Савельевне. Как уж выкрутился Капитон, мне неизвестно, но больше он Аленку не трогал, но злость в себе копил из-за того, что она его отвергла.