Сколько же это будет продолжаться? Я чувствовала, что из этого плена не вырваться никогда. Руки ослабли настолько, что уже не могли отталкивать. Они безвольно упирались в дорогую вышивку жилета, а мои измученные губы все еще прижимали к своим. Я сжалась, сложив руки на груди, словно пытаюсь защититься от него.
Его дыхание обжигало, а я ужасалась тому странному чувству, которое рождается внутри меня в тот момент, когда его губы медленно и страстно раздвигают мои, упиваясь своей властью и смеясь над моей беспомощностью!
К своему стыду я испытала приятное волнение, смешанное с непреодолимым желанием довериться сильным рукам, разрешить им все, отдать свою жизнь и вверить судьбу.
Но поцелуй прекратился, и все волшебство исчезло. Я снова оказалась запертой в комнате с ненавистным мне человеком.
- А вы – чудовище! – выкрикнула я, отвесив ему звонкую пощечину. Вырвавшись из его рук, я бросилась всем телом, словно бабочка на стекло, на закрытую дверь. – Откройте немедленно! Я не хочу здесь оставаться! Няня! Нянюшка! Ты меня слышишь?
Мне было ужасно стыдно за эту слабость. Щеки пылали пожаром стыда. В комнате слышался хохот. Под этот смех я стирала мерзкий поцелуй со своих губ тыльной стороной руки.
Глава вторая
- Иду, иду, - к моей радости послышался голос няни. Дверь открылась внезапно. В коридоре стояла маленькая и худенькая нянюшка. Только вот ее я сразу не узнала. На ней было новое платье с брошкой и белый накрахмаленный стоящий воротничок, к которым няня питала благоговейную слабость. На ногах у няни были начищенные туфли, а в руках дверь с вырванной сердцевиной замка.
- Няня! – ужаснулась я, видя ее новую одежду. – И ты… няня!
- А что про вас скажут люди, узнав, что няня ходит в обносках? – возмутилась няня, уперев руки в боки.
Я резко развернулась, встретившись с насмешливым взглядом. Улыбка блуждала на лице, а в руке плескался наполовину наполненный бокал. Этот мерзавец словно отмечал какую-то победу!
- Фи! – задрала я юбку повыше, вышла из комнаты, прячась за угол, чтобы услышать разговор.
- Что вы такое сотворили с бедной девочкой? – послышался возмущенный голос няни. В такие моменты даже папа предпочитал пересидеть бурю в библиотеке, делая вид, что ужасно интересуется садоводством.
- Я? Я сотворил с ней нечто ужасное…Непростительное и возмутительное. Я просто поцеловал свою жену, - в голосе было столько самодовольства, что я топнула ногой, сжимая кулаки. - Она всегда была такой, дорогая мисс Миракл?
- Я вам не «дорогая»! Вы, бесчестный человек, погубивший замечательного сэра Беранже! – возмутилась няня.
- Конфеты вам понравились? – внезапно перевел тему негодяй. Он говорил таким приторно заботливым голосом, что мне стало ужасно неприятно.
- Вы – бесчестный мерзавец, пройдоха, наглец, - перечисляла няня, тут же поменяв тон на спокойный. - Но это не значит, что вы можете купить мое расположение к вам, сэр Венциан Аддерли, какими-то любимыми конфетами!
- Вы напоминаете мне злобного дракона, который стережет и оберегает маленькую хрупкую принцессу! – послышался смех.
- О, нет, вы ошибаетесь! Дракон как раз - она! И, поверьте, горе тому, кто с ней свяжется! Если я в детстве не могла заставить ее съесть манный пудинг шесть часов подряд, то, поверьте, она вас быстро сломает! – гордо произнесла няня. – Уже завтра вы и не заметите, как начнете потакать ее капризам, а через месяц она сядет вам на шею, чтобы вам было удобнее целовать ее ножки!
- О, поверьте! Такому не бывать никогда, - послышался ненавистный голос хозяина.
- Вы ее просто еще не знаете. Она у меня девочка вспыльчивая, но у нее очень доброе сердце! Однако, ей палец в рот не клади! – предупредил нянин голос.
Да, все именно так! Давай, нянюшка! Отмсти ему за папу!
- То, что я собираюсь, класть ей в рот, вовсе не палец, - послышался достаточно дерзкий ответ, заставивший меня вспыхнуть румянцем. Он сейчас о чем?
- Фу, вы еще и грубиян! – гневно вспылила няня, затаив обиду.
Няня направилась по коридору искать меня. Ура! Няня тоже не продалась. Мне хотелось догнать ее, расцеловать за стойкость, но пришлось бы пройти мимо открытой двери, чего бы ужасно не хотелось. Тем более, что мне почему-то очень хотелось побыть одной. В ночлежке такой роскоши я позволить себе не могла.