- Я хотела как лучше... - Она устало опиралась на косяк, прижимая ладонью к груди ожерелье с синим жемчугом, и больше не улыбалась. - Эти сны замучили тебя. Остановись, Грыт. Ты тратишь настоящую жизнь на поиск миража. Двадцать лет... у тебя могли быть взрослые дети! Но тебе ничего не нужно, только твои сны. Ты как курильщик кха-бриша, не видишь реальности за мороком. А я... я всего лишь люблю тебя. Я могла бы родить тебе сына...
Грыт слушал и в глубине души понимал: в бесконечном поиске памяти он потерял все, что имел и мог иметь. Он сед, в дождь его спина болит, а старые шрамы ноют. Все, что он может - рассказывать байки внукам. Но внуков не будет. Он повидал полсотни стран, но ни одна не стала родной. И все ради чего? Ради имени? Бред и наваждение.
"Вернись, любовь моя..."
Наваждение. Сладкое, болезненное. Отказаться от него - и что останется? Двадцать лет погони за болотными огнями.
- Прости, Басьма. Ты права, я не достоин тебя.
Казалось, он рвет едва зажившую рану. Больно и страшно уходить от тепла и любви в неизвестность. Но если не сейчас, если задержаться - то никогда не узнать, кто он? Зачем он? Кто та девушка с глазами цвета ирисов, что звала его? И это "никогда" еще страшнее, чем тяжелая и опасная дорога на запад, в Суард и Грозовые горы.
10
- Нет больше. Кончилась. - Купец с почерневшим лицом развел руками. - Только пара горстей сухого нута.
Грыт молча подождал, пока Нурша-бей вынет из туго набитого мешка тощий мешочек с горохом, забрал его и вернулся к костру. Вода в котелке закипала, дразня запахом вчерашней просяной похлебки. Колчан подкидывал в костер обломки стрел. В глазах его тосковал красный закат, меч валялся рядом.
- Сегодня поедим.
Грыт высыпал в котелок нут и сел рядом: мальчишки-рабы, равнодушные от усталости и голода, молча раздвинулись, освобождая место. Он глянул на осунувшиеся лица, все, как один, с синими глазами. Закашлялся, зажимая рот варежкой и стараясь задержать дыхание.
- А завтра, Грыт? - скормив огню обломки лука вместе с лопнувшей еще три недели назад тетивой, тихо спросил Колчан. - Крупы нет, дерева нет. Яков купцы не отдадут.
Он через плечо глянул на собравшихся в подобии пещеры торговцев. Те растирали снегом яков, скармливали им кусочки мха, найденные на скалах. И ни на миг не выпускали из поля зрения охранников и свое оружие.
- Завтра... - прохрипел Грыт, держась за горло. - Завтра или дойдем, или...
- Завтра будем есть сказки, - проворчал суеверный Бочка. - Нет чтобы взять чуть больше проса... для какого дысса им тут книги и серебро? А хмирские веера зачем? Торгаши, шис их забери.
Ближайший мальчишка вздрогнул, нарисовал варежкой круг на лбу, зашептал одними губами: "Светлая, охрани".
- Пошел вон, - раздался голос Нурша-бея.
Мальчишка съежился, вскочил и попятился. Остальные рабы только ниже склонили головы.
- Оставь, караван-дем. - Грыт задрал голову и глянул купцу в глаза. - Мальчик голоден не меньше тебя.
- Всем не хватит.
Нурша сел на корточки к огню.
- Хватит, - ровно сказал Грыт. - Или не хватит тебе.
- Не зарывайся, солдат, - начал злиться купец. - Я плачу не за то, чтобы ты кормил моих рабов моей едой.
- Ешь свое золото, - так же ровно ответил Грыт. - Еще одна смерть по твоей вине, и оно тебе не понадобится.
- Смеешь мне угро... - начал купец, но его прервал громкий, протяжный крик и хлопанье крыльев. - Кто это?
Купец тревожно оглядел блеклое небо. Грыт пожал плечами.
- Кто-то из тварей Хозяйки. Мы уже близко. - Он вынул из рукава ложку и зачерпнул варева. - Чуют мертвечину.
Купец сердито зыркнул на него, но промолчал. А Грыт осторожно попробовал.
- Готово.
Всем досталось по пять полных ложек. И солдатам, и купцам, и мальчишкам. Грыт смотрел, как они едят, и думал: зачем я дал им еще день страха? Вот уже двести лет купцы приводят Хозяйке синеглазых, светловолосых мальчишек не старше двадцати весен, получают по десятку золотых за каждого - и рабы навсегда исчезают в Башне.
11
С самого утра шел снег. Мягкий, редкий. Бесконечное кружение снежинок убаюкивало, обещало покой и тепло. Небо казалось дырявой пуховой подушкой, а дорога - периной, на которой так хорошо поспать перед обедом.
- Смотри, Грыт! Что это? - давешний мальчишка, имени которого Грыт так и не узнал за все три месяца пути из Западной Империи, испуганно дернул за рукав и указал влево.