Иногда появлялось ощущение, что я не живу, а просто сплю. Хотя, грех жаловаться -- сон был яркий и приятный.
Все чаще я задумывалась о семье и ребенке. Хотелось уже какой-то определённости. С Игорем же, с его любовью к клубной жизни и экстремальным видам спорта… В общем-то, головой я понимала, что для семьи он совсем не лучший вариант.
Мне было тридцать три, я всерьез подумывала родить для себя, когда один-единственный телефонный звонок разбил мою жизнь на «до» и «после»…
Мама и отец погибли в аварии. Оба. Мгновенно.
Так что через два месяца, когда я проходила обязательный для служащих «Лингва Плюс» ежегодный медосмотр, меня даже не удивило, что в платной клинике, где персонал был вышколен и любезен, меня, сперва срочно отправили на МРТ, потом, дополнительно на УЗИ…
Через две недели, пройдя все круги ада с анализами и повторными анализами, с нахмуренными лицами врачей, изучающих результаты, по которым пыталась догадаться – совсем плохо или пока еще – ничего, я получила диагноз: рак…
-- Надо настраиваться на серьезную борьбу, Лидия Андреевна. Процент вылечившихся достаточно велик, поверьте мне. Я много лет занимаюсь именно этим направлением болезни, – даже сейчас врач не произносил лишний раз страшное слово. -- Но за эти шансы придется побороться! Для начала попробуем вот такой метод…
Денег мне хватало, у меня даже появилась хорошая сиделка, спокойная и доброжелательная. Именно она посоветовала мне учится вязать.
-- Это, Лидочка, очень медитативное занятие. И нервы успокаивает, и моторику пальцев поддерживает – после первой химиотерапии у меня появился тремор.
Свету я слушалась -- она, хоть и моложе меня на семь лет, у себя на родине была медсестрой и обладала просто ангельским терпением. У нее был мягкий певучий голос, и она удивительно по-доброму относилась ко мне. Попала она ко мне случайно, через одну из женщин, с которыми я познакомилась, когда проходила первую химию. Можно сказать, мы нашли друг друга. Я до сих пор благодарна судьбе за ее появление в моей жизни. Мне кажется теперь, что мир выталкивал меня, а я упорно цеплялась за него только из-за привязанности к Светлане. Я тянулась к ее теплу, ничего не давая взамен.
У нее на родине, в крошечном провинциальном городке на севере, осталась мать, не старая еще женщина и двое сыновей подростков. Их нужно было кормить, одевать, учить. Единственную фабрику, градообразующее предприятие города закрыли. Тогда Светлана и решила мотнуться в столицу. Три раза за это время она ездила в отпуск к детям и маме, и это было самое тоскливое для меня время, хотя мы всегда выбирали период ремиссии. Только вот последний год съездить она не смогла – просто не рискнула оставить меня одну.
В своем мире я умирала долго и мучительно, почти четыре года борьбы, поиска увлечений – занять руки и мысли, отвлечься от ужаса и болей, с которыми я теперь жила, химиотерапия, через год – еще одна, операция, реабилитация, анализы-анализы-анализы…
И, в периоды кажущихся улучшений или ремиссии – вышивка и шитье, вязание и лепка, прогулки-прогулки-прогулки… Конечно, мастером я не стала ни в одном виде рукоделия. Более того, иногда я швыряла очередную работу в стену и рыдала…
Светлана стойко сносила мои капризы и быстро находила мне новую забаву для рук. Раньше даже не знала, что столько разных видов ручной работы существует. Я пробовала карвинг и резьбу по воску, собирала искусственные цветы в разных техниках и вышила крестиком подушку. Да, кривовато, но честно, я ею гордилась.
И всегда рядом была моя Светлана. Иногда, когда мне становилось лучше, я даже подходила к компу и болтала с ее детьми, с мамой и любопытной соседкой Лесей, которая частенько прибегала на посиделки узнать «за столичную жизнь». Порой я думала, что Света, ее мама и ее дети для меня – некое подобие семьи.
Как только выяснился диагноз, где-то вдали исчез Игорь, начали быстро таять подруги и знакомые…
Я тогда даже удивиться не успела, как поняла, что осталась совсем одна. Нет, я не могу их осуждать. Наверное, страшно было смотреть на меня, когда после второй химиотерапии я осталась лысой и весила, при моем росте метр семьдесят три всего сорок шесть килограмм. Так что я вполне могу их понять.
На Свету я и оставила завещание. Пусть и моя, и родительская квартиры достанутся ей. В гроб с собой не заберу, а ей, Светланке моей, еще мальчишек поднимать.
Последние дни я почти не помню – слишком редко приходила в сознание, потому и не могу сказать, сколько их было, этих последних дней…