Глава 2
Я приходила в себя медленно, какими-то урывками, испытывая от этого тягучее сожаление. Там, в той темноте, где я была, ощущались покой и умиротворение. Я не хотела возвращаться…
Проблески сознания становились чаще и в какой-то момент я начала видеть и чувствовать. Странным было всё – сероватый свет, льющийся из окна, слабый запах моря и весьма заметная качка: я видела, как колышется в стеклянном графине, стоящем на прикроватном столике, какая-то темная жидкость.
Однако, самым странным было даже не это. Рядом со мной на кровати похрапывала моложавая женщина, с каштановыми волосами. Рот её был чуть перекошен, с уголка губ на подушку стекала тонкая ниточка слюны. Кто она?! Почему мы в одной кровати?
Голова кружилась, и я медленно, постанывая, попыталась сесть. У кровати был красивый резной бортик, вот за него я и цеплялась слабыми пальцами.
Резкое чувство тошноты… Цветные сполохи в глазах… Яркая вспышка головной боли…
Особенно отчётливо боль пульсировала в левом виске. Я машинально подняла руку и потрогала – на голове какой-то странный убор из жесткой, грубой ткани. Аккуратно сдвинула его, пытаясь снять, под пальцами ощущалась шершавая корка засохшей крови на волосах. Кажется, там, под этой слипшейся прядью – рассеченная кожа.
Я со стоном рухнула на подушку, и откуда-то, как показалось мне -- из-под кровати, послышался голос. Женский, но достаточно низкий и грубоватый:
-- Барышня… Барышня, вы никак в себя пришли? – всё это сопровождалось кряхтением, как будто женщина пыталась поднять тяжесть. Наконец, из-за бортика кровати вынырнуло полное, слегка помятое женское лицо.
Женщине лет сорок-сорок пять, крепко сбитая, даже полноватая, одетая в какую-то нелепую и странную одежду.
На голове -- мятый полотняной чепец с забавной рюшью из довольно грубого кружева. Если бы не моё омерзительное состояние, я бы улыбнулась, глядя на обладательницу солидного носа картошкой, пухлых щёк и маленьких заплывших глазок, которая рискнула нарядиться столь странным образом.
Холщовая блуза с широкими сосборенными рукавами, сверху жилетка из сукна с яркой отделкой толстым витым шнуром по краю, юбка плотно обхватывала солидный животик и дальше расходилась фалдами. Почему-то мне показалось, что длиной одежка будет до самого пола. Весь наряд был изрядно измят, как будто женщина спала прямо в нём.
-- Очнулись, барышня? Ну, и слава Богу!
Заметив, что я слегка сдвинула непонятную штуку на голове, она прямо кинулась ко мне, приговаривая:
-- Тихо, барышня, тихо. Нельзя это снимать! Не дай Бог, страшный этот увидит – греха не оберемся! – зашипела на меня женщина, напяливая тряпку обратно мне на голову.
Я медленно соображала. Что-то в словах женщины мне показалось необычным. И даже не это обращение – барышня, а сам язык, на котором она говорила. Он похож на любимый мной английский, но это явно не англиканская версия, а, скорее всего, какой-то местный диалект. Странным было то, что я её отлично понимала. Понимала так, как будто тоже являлась носителем языка.
Пока я с трудом собирала едва ворочающиеся в голове мысли в кучу, глаза машинально шарили по непонятной комнате. И я всё больше и больше убеждалась в мысли, что нахожусь на корабле, в море.
Качка и специфический запах. Стены комнаты до середины отделаны тёмными деревянными панелями, кресло, стоящее в углу, привинчено к полу. Более того, графин на прикроватном столике, в котором по-прежнему колыхалась тёмная жидкость, закреплен в интересной кованой подставке, вбитой в стену.
Женщина рядом слабо застонала и повернулась ко мне спиной.
Я облизала пересохшие губы и тихонько прошептала:
-- Пи-и-ть.
Толстуха закивала головой, вынула из прибитой к стене стойке высокий бокал и неуклюже покачиваясь, попыталась налить в него из графина. Корабль качнуло и она плеснула себе на руки.
-- От жешь… Зараза какая!
Выдернув откуда-то из рукава белую тряпочку, она протёрла ею и свою кисть, и бокал. Помогла мне сесть, придерживая сильной рукой за спину, и дала напиться. От жадности я глотнула сразу много и закашлялась – это было вино.
-- Тише, тише, барышня – она похлопала меня по спине.
Я отдышалась и чуть более уверенно спросила:
-- А простой воды нет?
-- Так ироды-то эти сегодня ещё не заходили, так что пейте, барышня, пейте, это слабенькое.
Не слишком задумываясь, кто такие эти ироды, я сделала ещё несколько больших глотков кисловатого питья – слишком мучила жажда.
Потом слабо заворочалась, пытаясь сесть удобнее, и женщина, ухватив меня сильными руками подмышки, поддёрнула вверх.