Они остаются в спальне и чего-то ждут.
— Изабелюшка, что же вы ещё в постели? Али передумали мыться? Коли так, то я отпущу служанок. Работы у них навалом.
Это какой же работы? Платьями пол подметать?
Память Изабель подсказывает, что мыться самой — это не господское дело. Надо, чтобы служанки помогали. Причём мытьё такое — в грязной же ночнушке в бочку забираешься и окунаешься. Девушки из кувшинов водичкой голову польют, мылом немного волосы промоют и сполоснут.
На этом всё. Водные процедуры, так сказать, окончены.
Но мне такого не надо.
— Пусть идут. Я сама помоюсь, — заявляю категорично.
Девушки какие-то зашуганные — плечики ссутулили, и головы ещё ниже опустили.
Нахмурилась и покосилась на Элен.
Воспоминания об этой женщине, пробуждают лишь тёплые чувства в моём сердце. Точнее, это была память и чувства Изабель.
И я не нахожу ничего такого в памяти своей предшественницы, что могло бы указывать на деспотичность Элен. Напротив, эта женщина была хоть и строга, но справедлива и учтива со всеми служанками.
Изабель иногда называла Элен мамушкой.
В общем, что-то мне подсказывает, дело тут не в Элен, а в управляющем.
Изабель его боялась. Даже я при вспоминании об этом человеке невольно вздрагиваю — остаточная память тела.
Но ничего, я разберусь с этим.
А пока — чистота, иди ко мне!
— Но графинюшка! Как же вы сами-то? — всплеском разводит руками Элен. — А ежели упадёте? Или утопните?
Начинается маразм.
— Элен, я не упаду и не утону, — отвечаю женщине немного раздражённо и говорю уже служанкам. — Девочки, идите, занимайтесь своей работой. Позже я со всеми…
Чуть не ляпнула «познакомлюсь».
Но вовремя прикусила язык и сказала:
— …поговорю.
Девушки делают небольшой поклон и шустро удаляются.
— Изабелюшка! — испуганно восклицает Элен. — Что ж ты задумала-то? Неужто Тинарий тебя околдовал?
— Мамушка, прошу, оставь меня, — проговариваю устало. — Я сама справлюсь. А перед тем как мыться, я хочу помолиться и поблагодарить Инмария, что спас мою жизнь и даровал второй шанс. Моё омовение — это своего рода дань уважения богу.
Элен от моей речи впадает в ступор, но тут же отмирает.
— Вы так давно не называли меня мамушкой.
Улыбаюсь ей самой доброй улыбкой.
Элен улыбается в ответ и интересуется:
— Омовение как дань уважения Инмарию?
— Именно, — киваю ей. — Каждое божье существо по утрам умывается — кошки, собаки, все животные и птицы, жучки и паучки, даже морские обитатели и те не пренебрегают чистотой. Я уже сказала тебе, милая моя Элен, моя мамушка, я переосмыслила свою жизнь. И на меня снизошло откровение.
— Откровение? — Элен смотрит на меня в немом ужасе и одновременно восхищении. — То-то я и гляжу, что речь ваша стала иной и говорите вы с утра столько, сколько за месяц не говорили.
Ну вот, скрыть свою суть не удаётся. Значит, буду делать ставку на озарение, божье благословение, переосмысление жизни и подобное.
— Почти всё меняется, мамушка, — произношу мягко. — Ты только знай, я всегда буду помнить твою доброту, ценить заботу и благородство. Ты помогла моим родителям в трудную минуту и продолжаешь служить уже мне. Ты права, я мало говорила, но пришло время сказать — спасибо тебе за всё. Ты — мой свет, мой дорогой и любимый человечек.
Мои слова растрогали женщину. Она всхлипывает, и по её щеке катятся слёзы.
— Девочка моя, графинюшка, — шепчет она. — Благослови тебя, Инмарий.
И озаряет себя символом Инмария — два пальца правой руки прикладывает ко лбу, потом к губам, кладёт руки крест-накрест на плечи и отвешивает до пояса поклон.
Я повторяю за ней.
— Прикажу, чтобы тебе завтрак твой любимый подали. Как обычно, в опочивальню, или накрыть в главном зале?
Не-не!
— В опочивальню, — улыбаюсь ей.
Она кивает головой и, уходя, приговаривает:
— Как же мне повезло. Как же повезло с графиней.
Наконец, выдохнула с облегчением. Отрываю от утиральника приличный кусок ткани. Хорошо смачиваю и натираю грубым мылом, пахнущее горькими травами. Стягиваю с себя противную рубаху, и, вздрагивая от холода, очень осторожно взбираюсь по короткой лестнице и забираюсь в бочку. В бочке тоже есть ступенька — она же лавочка, на которой можно сидеть.
Начинаю мыться.
Вымываюсь с головы до ног.
Боже! Какой же это ка-а-а-а-айф!!!
Даже не замечаю таких минусов, как ужасное неудобство бочки. Мыться в ней — то ещё «удовольствие». Обила локти, ушибла пальцы ног. Когда выбиралась — чуть не навернулась с лестницы.