Гениал потащил Лину внутрь дома с громкими требованиями накормить его невесту.
Джи спал на руках Лирха. Дед ободряюще мне кивнул и шепнул, что невестка ему нравится. Укул пошел развлекать гостью и следить за порядком. Остальные, не желая пропустить интересные события, пошли в гостиную, чтобы пообщаться с гостьей.
В три часа ночи я вела серьезные разговоры о любви и войне. Лина оказалась очень решительной и весьма рассудительной особой.
— Понимаете, папа он такой закостенелый, — Лина старалась извинить своего отца за неразумное поведение.
— Так он против вашей свадьбы с Геной? — я все еще не понимала в чем суть проблемы.
— Это слабо сказано, — Линочка посмотрела на меня таким жалостливым взглядом, что я сама чуть не заплакала.
— Значит, барон Вальтимор сильно против вашего брака. А возможно ли его как-то переубедить? Должно же быть хоть что-то, что может изменить мнение барона о зяте?
Линочка засомневалась, а потом все же решилась:
— Для папы важны титулы, состояние и особенно личные достижения.
— Титул у нас есть, состояние тоже, а личные достижения это что? — я ассоциировала личные достижения с успехами в области бизнеса и спорта.
— Это признание, — поправилась Лина.
— Признание кого, Лина? — в принципе можно организовать любое признание, если есть деньги.
— Признание заслуг, Чех, это признание настоящих заслуг, — осадила меня Лина. — Настоящее, — повторила она. — Папа не примет ненастоящих заслуг.
— Настоящих? Он что дракона должен победить или войну выиграть? — меня уже начала раздражать настойчивость Лины. — Чем плох Гена?
— Он всем хорош, — закатила глаза в экстазе Лина. — Он такой красивый, — я скептически подняла брови. Как она это определила? — Он такой мужественный, смешной, умный!
Наш разговор был прерван громкими криками. Стены содрогнулись. Мы выбежали из кабинета и рванули по коридору в гостиную. Картина представшая нашим глазам была страшна и непонятна.
Всех разметало по сторонам. Укул в обнимку с Мечиславом лежали в углу. Рядышком с ними лежал дед. В другом углу Лирх и Раус. Пупр завалился за кресло, а Тритуглар за стол. Кайбек нашелся за дверью.
Посреди комнаты стоял незнакомый тип. Красивый, черноволосый, статный и совершенно ошеломленный. В окно лез барон Вальтимор. Его пытались удержать трое, но барон упорно лез в гостиную с воплем: «Что он его добьет!».
— Это что? — я успела спросить, но ответа не услышала.
В комнате уже орудовали люди в черном — телохранители короля. Они втащили барона в комнату и связали его. Остальных подняли и проверили на наличие повреждений.
— Гена! — Лина бросилась на шею незнакомцу.
«Это Гена?», — моя челюсть стукнулась об пол. Признаться я представляла его не таким.
— Да? — Гениал все еще пытался освоиться с тем, что он видим.
В тот момент разобраться что же произошло было невозможно. К нам еще нагрянули гости. Полчетвертого утра, а все еще не успокоимся.
Эти гости прибыли на красных машинах. Суровые мужи в красных мантиях напомнили мне палачей. Но нет, они были поэтами и литераторами.
— Гена, Вы? — безошибочно обратился один из них к моему брату.
Лина закивала головой.
— Гена, так это вы Гениал? Гениал, Вы гений! — тот самый главный провозгласил очень торжественно и вручил Гене какой-то свиток с розовой тесемкой.
— О? — Гена все еще пребывал в шоке.
— Что это? — спросила за него невеста.
— Признание его высоких заслуг в новом развитии поэзии, — весьма пафосно заявил все тот же главный.
— Что это значит? — почему-то потребовал ответа барон Вальтимор.
— Я знаете. — Гениал покраснел. — Я знаете… написал… и там описал… новый поэтический прием…
— Чего? — уже влез Кайбек.
— Стихосложения и стихоусиления, — признался Гениал. — Я думаю, что надо усиливать некоторые слова, чтобы придать им силу.
— Это как? — тут же заинтересовался наш менестрель.
— Я написал…, - Гена опять покраснел, а потом побледнел. — Про хозяйку. Слово мягкое, но это не то. Она же сильная, ответственная за жизнь людей и своей земли. Я убираю слабые буквы и слово становится сильным.
Затем он нам стал декламировать свой стих. Он выставил руку вперед и обращаясь ко мне, как-то громко, четко и жестко стал читать. Сразу скажу, что я выдержала только одно четверостишие. Знаю, что дальше было еще шестнадцать четверостиший и все про мою доблесть и хозяйственность.