— Вы можете просто посмотреть, а можете попросить, — подал голос Лирх. — Самым разумным попросить помощи. Озеро никогда не отказывает людям семьи.
Мне стало понятно, что я ничего не увижу, но отступать нельзя.
— Хорошо, я первая?
— Да, — разрешил Чукмедал. — Дай ей мое кресло.
Меня усадили в летучее кресло, показали, как управлять и отправили на средину озера. Там надо было бросить в воду камушек и внимательно смотреть.
Я бросила камушек и приготовилась возвращаться, когда появилась картинка.
Итак, я вижу себя в какой-то запертой комнате. Решетки. Тюрьма? Стены желтые, чисто. Я вижу, что сижу на полу и безучастно смотрю на дверь. Она открывается и входит мужчина. Нет, двое. Одного я знаю. Это тот, который меня так «удачно» подвозил из моего мира. Я кидаюсь на шею к этому «знакомому» мужику и сдергиваю с него цепочку. «Знакомый» и еще один тип в форменной одежде оседают на пол. Я беру ключи, сдергиваю со «знакомого» плащ, кутаюсь, меня не видно, я выхожу и запираю за собой дверь.
Пока я все это смотрела, то взмокла. Что же это за ужасы. Господи, помоги и защити!
Вернулась я бледная потому, как Лирх принялся меня поить местным поилом, похожим на коньяк. Дед не стал задавать вопросов и поплыл на своем кресле к средине озера.
Я не знаю, что он увидел, но вернулся он донельзя довольный.
На обратном пути я сильно сосредоточилась на воспоминаниях, все еще прокручивая увиденное в озере.
Дед переговаривался с Лирхом. Я услышала:
— Она, проверил, — сообщил Чукмедал.
Лирх цокнул языком:
— Наконец-то, — ответил он одобрительно.
Мы вернулись, чтобы переодеться и приветствовать всех родственников на обеде.
В своих покоях Чукмедал давал указания Лирху:
— Глаз все запечатлел. Сейчас же покажи, — потребовал он.
Лирх долго возился, настраивал, потом задернул шторы и продемонстрировал то, что привиделось Чех на озере.
— Да, — милород долго обдумывал увиденное. — Надо это запомнить. Стереги девочку с утра до ночи.
— Хорошо, — мрачно кивнул Лирх. — А вы?
— Я видел тоже самое. Только смог рассмотреть лица. Мой сын, его эти смешные люди, девочка тоже, остальных не знаю, — признался дед. — Все сходится. Мой род не угаснет. Стереги девочку пуще всего.
— Будет исполнено, — поклялся Лирх.
Этот день был бесконечным для меня. Утром Горн и Латифун, потом дед с его озером и видениями. На обеде все было слишком гладко. Никаких подколок, гадких вопросов, злых замечаний. Что-то задумали мои новые родственники. Укул сидел серьезный и опасливый. Он лично клал мне в тарелку еду, поразив Горна и остальных.
— Моя девочка, — мотивировал он такое свое поведение.
Я ела на автопилоте. Все же сильное впечатление на меня произвели озерные видения.
— А после обеда, — послышался голос Чукмедала, — мы займемся подсчетами, кому сколько осталось.
Я вздрогнула, но потом успокоилась. Он говорил про деньги. Это занятие не вызвало у сидящих за столом приступа энтузиазма.
После обеда Грон проводил нас в другую залу, поменьше обеденной. Там были шкафы с книгами и большие столы. Стульев не было. Все, кроме деда, стояли. Процедура подсчетов сопровождалась яростными спорами. Я участвовала в них постольку поскольку меня дергал Укул.
— Это дом достанется мне! — требовал или утверждал Чукшер.
Мечшер что-то бубнил о городском доме.
Шер говорила о постоянном содержании.
Альна о процентах и отдельном фонде на лечение Мины.
Сама Мина притворялась безучастной. Почему-то мне казалось, что она не так проста, как кажется.
Латифун что-то опровергал, с чем-то соглашался и все время требовал подтверждения у Чукмедала.
— Остальное будет продано, — закончил Латифун трехчасовые разборки.
— Как? — окрысилась Альна.
— Даже старое имение? — воскликнула Шер.
— Таково мнение хозяйки, — авторитетно заявил поверенный деда.
Чукмедал кивнул:
— А на хрен мне все оно?
— А место в Парламенте? — не поверил этому Чукшер.
— Да, ну, их в жопу, — выразился о своих намерениях его дед. — Всех туда же.
В зале повисла тишина. Потом все стали требовать у меня ответа, зачем я так велела деду.
— Он идиот? — я очень устала.
— Он идиот? — тупо переспросил Мечшер.
— Я же говорю, что он не идиот и сам знает, что ему делать, — мне было противно. Все же наши обычаи гуманнее, при живом не делят наследство, не обзывают его действия дурными.
Вечер кончился на ноте общей ругани. Завтра надо будет подписывать документы.