И вот они здесь. Это облегчение видеть их. В конце концов, я знаю, кто эти тени. Кто шептал по ветру с тех пор, как мы пришли в Пустыню. Они ждут момент, чтобы схватить меня. Забрать меня. Я так устала. Я не могу больше удерживать их.
Они смелые. Эмми должно быть едет позади меня, или Лью, или Томмо, но они все равно балуютца. Ранее сегодня, кто-то из них бросился прямо под Гермеса. Если бы я не натянула поводья, он бы растоптал ее.
Я пытаюсь не спать по ночам. Если я не буду спать никто не сможет придти и забрать меня. Забрать меня от Лью, Эмми и Томмо. Или забрать их у меня. Мы все будем в безопасности, пока я не сплю.
Но иногда полное истощение охватывает меня. Не надолго, но когда это происходит, мне снитца Джек. Лихорадочные, пустые сны или...или может быть это видение, я не знаю. Они всегда одни и те же. Он в ловушке в темноте. Нет, не так - он пойман тьмой. Я бегу вниз по коридорам, вверх по лестнице. Я открываю дверь. И ищу его. Я ищу и зову его по имени, но я никогда не нахожу его.
Я никогда не смогу найти свой путь к Джеку.
Темные сны по ночам. Темные тени днем.
Дни и ночи растворяютца друг в друге, пока сложно отличить сон от бодрствования. Я теперь не очень понимаю, когда солнце встает, когда садитца.
Я бегу. Мне нужно найти Джека. Я знаю, што он здесь.
Вниз по длинному, темному коридору. Фонари отбрасывают рваные тени на каменные стены. Я единственная, кто издает звуки. Мои шаги. Мое дыхание. Я держу сердечный камень в руке. Он теплый. А это означает, што Джек близко.
Саба.
Голос касаетца меня, порывом холодного воздуха. Настенные факелы мерцают. Я останавливаюсь. Я на нижней части каменной лестницы. Она крутая, ветер свищет наверху.
Саба. Саба.
Голос проходит вдоль стен и моего позвоночника. Он распологаетца в темных местах, глубоко внутри меня. Как будто ему там самое место. Голос Джека. Или...нет, я не могу быть уверенной. Все што я знаю, это то, что я слышала его раньше. Но я не могу вспомнить где или когда.
Я сжимаю сердечный камень еще крепче.
— Джек! — Я хватаю настенный факел, освещая путь вверх по лестнице. — Это ты? Оставайся там, я иду!
Быстрее, быстрее, быстрее. Голос выдыхает мне в щеку, пощипывает мои руки. Я начинаю подыматца по лестнице. Когда я достигаю первой ступени, там есть деревянная дверь. Старая, зарубцованная.
Я держу сердечный камень. Теперь он весь горит. Он на другой стороне. Звук сердцебиения. В моей голове, вокруг меня, везде. Такой громкий.
— Джек, — спрашиваю я. — Ты там?
Я поворачиваю ручку. Я открываю дверь.
Она вырываетца из моих рук. Я вскрикиваю. Готовлю себя. Ветер срывает дверь с петель и она летит в темноту.
Эта дверь ведет в никуда.
Я на вершине башни. Острые горы возвышаютца вокруг меня. Большая пропасть зияет внизу. Все это пустота, простор, чернота.
Я держусь за дверную раму. Ветер обдувает меня, срываетца на меня, пронзительно крича от гнева.
— Джек! — кричу я. — Джек!
А затем я падаю. Падаю. Падаю.
Лью поторапливал нас сегодня. Мы путешествовали долго и сложно. Было уже темно, когда мы разбили лагерь за ржавым корпусом старой лодки, застрявшей в древние времена, когда вода отправила ее сушитца на пески. Это лучшее пристанище на много миль вокруг, но все же продувные ветра находят нас. Они дуют завывая, жаля наши лица своими огненными укусами. Облака несутца по небу. Закрывают луну. На небе сегодня нет звезд. Недалеко воют волкодавы.
Я присела на краю лагеря. Я продолжаю сидеть спиной ко всем остальным. Если они увидят, они будут все вынюхивать, задавать вопросы. Они наблюдают за мной все время. Я не могу ничего сделать без того, штобы кто-то сунул свой нос.
Я должна разобратца с этим. Это кровь на моих руках. Ни мыло с водой, ни хвощ...ничего не помогает. Кровь невозможно смыть. Она высохшая такая темная, почти черная. Она даже под моими ногтями. Только сегодня заметила, пока беседовала с Эпоной. Должно быть испачкалась в крови, когда разделывала волкодава. Надо бы вычистить их, пока Лью не заметил. Он у нас такой придирчивый. Он всегда говорил, Па может это все и не важно, но это не значит, што мы дети не можем вести себя достойно.
Я вычищаю свои ногти прутиком.
— Ну же, бормочу я, — давай же, вот дерьмо, сволочь.
Но это не помогает. Я хватаю камень и начинаю скрести им свои руки, ладони. Черт подери, почему ничего не выходит? Я стискиваю зубы и скребу сильнее. Я гляжу через плечо. Гляжу, штобы удостоверитца, што за мной никто не наблюдает.
Все они смотрят на меня. Томмо, Лью и Эмми. Сидя вокруг костра со своими консервами.
— Што? — говорю я.
— Томмо звал тебя трижды, — говорит Лью.
Я присоединяюсь к ним. Они почти закончили есть. Томмо накладывает мне в консервную банку рагу из луговой собаки.
— Эй, — говорю я. — Не обязательно приводить это в съедобный вид, Томмо. Я так голодна, что могу съесть даже свои ботинки.
Это ложь. Я не голодна. Я не голодна все эти дни. Большую часть я потихоньку скармливаю Неро.
Когда я иду, чтобы взять свою еду, Томмо вскрикивает: — Саба! Твои руки!
Я прячу их за спину. Я вся горела. Мое лицо, моя шея, моя грудь. Томмо знает. Он видел пятна, он знает что это. Теперь они все знают.
Эмми и Лью вместе вскакивают от слов Томмо. Лью зашел мне за спину. Хватает мои руки и разворачивает их. Они все вскрикнули.
— О, мой Бог, Саба, — говорит Лью. — Они все в крови, что ты сделала?
— Я пыталась их очистить, — говорю я. —Я терла и скребла их, но они..они не уходили, кровавые пятна не уходили. Мне очень жаль, Лью.
— Бедная дурочка, — говорит он. — Здесь нет никаких кровавых пятен. Ты сама расцарапала ссадины.
Я смотрю на свои ладони. Он прав, я расцарапала кожу. Расцарапала в кровавое месиво. На них не было кровавых пятен. Ни одного, ни под ногтями, нигде.
— Они были там, — говорю, — я клянусь они там были.
— Хорошо, — говорит Лью. — Все хватит. Эмми, подай сумку с лекарствами. Томмо, принеси немного воды. Давай,Саба, иди сюда.
Он заставляет меня сесть на землю. Он накидывает одеяло на мои плечи.
Эмми торопитца назад с нашей кожаной сумкой с лечебными средствами. Травы и листья, настойки и мази. Томмо несет миску с водой. Эмми становитца на колени рядом со мной и начинает вытирать мне руки мягкой тканью.
—Я постараюсь не делать тебе больно, — говорит она.
Лью с Томмо приседают низко. Тщательно осматривают меня.
— Такие серьезные лица, — говорю я. — У меня неприятности?
— Што происходит, Саба? — спрашивает Лью. — И мне не нужен хитроумный обман. В этот раз только правда.
— Мы хотим помочь тебе, — говорит Томмо.
— Мне не нужна ничья помощь, — говорю я.
—Ты только что пыталась отскрести пятна крови, которых нет, — возражает Лью.
—Ты ходишь во сне, — добавляет Томмо.
—Ты видишь всякое. — Эмми не смотрит на меня, когда говорит это. Ее нежные руки втирают мазь из полыни на мои пораненные руки, перевязывая их тканью. — Как сегодня, — говорит она. — Когда внезапно вскочила. Ты што-то увидела. Что-то или кого-то. Они пробежали мимо лошадей, ведь так? Я ничево не увидела, потому что там ничево и не было. Но ты заметила. Тебе все время мерещитца што-то.
— Что это, то что ты видишь? — спрашивает Лью. — Кого ты видишь?
Мою грудь начинает что-то сдавливать. Как-будто вокруг нее сжимаютца тиски.
— Никаво, — говорю я. — Ничево я не вижу. Я не знаю, о чем вы говорите.
— Мы все видели тебя, — говорит он. — Ты говорила с воздухом, как будто кто-то был там, возле тебя. Кто это?
— Никаво, — упираюсь я. — Оставь меня в покое.
— Это твоя мертвая подруга, ведь так? — спрашивает он. — Эпона. Ты видишь убитую, Саба. Ты разговариваешь с ней.