За действиями пулеметчиков наши гвардейцы следили в боевой обстановке ревниво и с надеждой. В боевых порядках того или иного подразделения, выжидавшего решительной минуты, можно было услышать доверительно-трогательное о командире «пуль-роты»:
- Сейчас Дятел начнет долбить…
- Уж он как долбанет, Дятел-то наш, так только держись!
- А что же Дятла не слыхать, крестьяне?
- Погодь-погодь… Дятел знает, когда ударить.
Гитлеровцы за ним, конечно, охотились. Если в небе по радио звучало тревожное: «Внимание, в воздухе Покрышкин», то и на земле в этом смысле передавалось по связи предупредительное: «Внимание, на фланге пулеметчики!» И такого аса своего дела, как Дятлов, на участке фронта хорошо знали. Принимались определенные меры безопасности. Например, мы пулеметчиков не сажали вместе с другими пехотинцами десантом на танки. Да и сам Дятлов этого избегал. Говорил бывало:
- Я лучше буду бежать за танками. Не отстану!
Зимой пулеметы ставились на лыжи и транспортировались расчетами довольно быстро. Летом тоже находили хитроумные способы, чтобы поспевать за танками.
Пулеметчиков бдительно охраняли на отдыхе, выделяли для них землянки понадежнее, чтобы никаким калибром не разрушило в случае вражеского обстрела.
И еще несколько слов о командирской инициативе и самостоятельности Дятлова. Бывало, в связи с постановкой задачи комбат дает указания специально для пулеметчиков. И то и другое старается предусмотреть, а что-то растолковать поподробнее, после чего Дятлов, неприметно отводя взгляд в сторону, скажет:
- Все понял, товарищ майор. Теперь разрешите я тут немножко сам… доведу задачу.
Это так и знай, что все будет сделано надежно и немного повернуто по-своему. Но к лучшему! И комбат ему не мешал доводить задачу, то есть решать ее оригинально, хитроумно, с выдумкой.
Таким был на фронте Александр Дятлов, Герой Советского Союза.
Боевые действия советских войск в Курляндии продолжались до конца войны и немножко после Победы. Опять пошла среди фронтового народа та же молва насчет затяжки здешних боевых действий, только в новом варианте. То говорили, что, дескать, Жуков, возвращаясь из Берлина, поинтересовался: «А тут почему стрельба?» Теперь стали на иной лад рассказывать. В Москве, мол, уже победу отпраздновали, салют отгремел, и в наступившей мирной тишине вдруг послышалась отдаленная канонада. «Что это?» - спрашивают удивленные москвичи. А им отвечают: «А это Ленинградский фронт курляндскую группировку доколачивает». Нашей 29-й гвардейской стрелковой дивизии пришлось и наступать, и сдерживать рвущегося на простор врага, и маневрировать силами, искусственно создавая превосходство на узких участках фронта. Постоянные бои сделались нашей будничной работой.
Гвардейцы сознавали: что поручено, то надо выполнять. И что положено кому, пусть каждый совершит…
В конце войны боевая деятельность наших соединений, может быть, находилась в тени, ратные подвиги гвардейцев, возможно, оставались неведомыми, во всяком случае, о них не говорили радио и газеты, ежедневно сообщавшие (и заслуженно) о делах тех, кто громил ненавистный фашизм в его собственном логове, брал Берлин. И все равно наши солдаты и офицеры шли в бой смело, дрались самоотверженно - с таким же самосознанием, как раньше.
Этому морально-боевому качеству советских воинов нет цены. Эта воинская доблесть не ради славы, а во имя исполнения приказа ни с чем не сравнима. Был уже повержен фашистский Берлин, наступил уже мир, а на Прибалтийском побережье все еще шла война не на жизнь, а на смерть. И люди шли в огонь в беззаветном стремлении выполнить боевой приказ.
Точно так же в мирное время во имя государственных интересов социалистической Родины выполняются боевые задания. И ни один воин не скажет: «Почему я должен рисковать, в то время как другие наслаждаются жизнью?» Подобных вопросов нет и не может быть. Каждый понимает: послали его - значит надо действовать.
Никогда не забыть мне партийного собрания в роте старшего лейтенанта Николая Глусова. Звучит и поныне звонкий, страстный голос выступавшего сержанта:
- Берлин взят советскими войсками. Но в предстоящем бою никто из нас не будет жалеть себя!
- Пусть советские люди счастливо празднуют победу, а мы завтра пойдем в атаку! - столь же искренне прозвучал другой голос.
Это открытое партийное собрание, на котором присутствовала вся рота, состоялось вечером 7 мая 1945 года. Его протокол вряд ли сохранился, а мог бы по праву занять место в экспозиции реликвий Музея боевой славы.
Утром 8 мая 1945 года на нашем направлении завязались бои, обещавшие превратиться в большое сражение. Оно разгорелось и набирало силу как пожар, занявшийся сначала малыми огнями и постепенно охвативший пламенем все окрест.
87- й гвардейский был введен в бой на правом фланге дивизии, в стыке с соседним соединением. Батальоны хорошо пошли в атаку с первого шага -это было видно с нашего НП и это по всему чувствовалось. Командиры и политработники подразделений двигались непосредственно в боевых порядках. Некоторые ротные командиры вопреки всяким сдерживающим указаниям встали в цепь атакующих, взяли в собственные руки оружие. Вразрез с указаниями, которые сам делал, я в душе оправдывал этих беззаветно храбрых командиров. Никто из них никогда не искал в бою места побезопаснее, а в этом последнем наступлении особенно ярко сверкали звездочками их офицерские погоны - особое мужество проявили они, верные сыны Отчизны.
Вблизи траншей противника наши гвардейцы, возглавляемые офицерами, броском кинулись вперед и прорвали первую линию обороны.
На своих последних рубежах гитлеровцы дрались не только с отчаянностью обреченных, но и с коварством заклятых врагов. Они вытолкнули вперед на позиции предателей-власовцев. (Между прочим, наши ребята, встречая в бою власовцев, жалели пулю на таких выродков - прикладом или каской сшибали.) Когда же гвардейцы без особого труда преодолели зону, обороняемую этими предателями, фашисты бросили в образовавшийся прорыв свой последний резерв - разведбат.
Отборный, обладающий высокой боевой выучкой батальон противника всю мощь своего удара обрушил на роту Н.Глусова. И рота почти вся полегла в неравной схватке, не отступив ни на шаг. Сойдясь во встречном бою в открытом поле с врагами, которых было втрое больше, гвардейцы расстреливали их в упор и падали сами, сраженные шквалом фронтального огня. Раненые продолжали стрелять лежа, с колена, с одной руки - кто как мог. А вокруг ни бугорка, ни ямки, где бы укрыться, только ровное, распростертое вширь поле. Оно стало для гвардейцев роты Глусова местом страшной, беспощадной сечи, в которой их полосовали огнем автоматов и ручных пулеметов враги. С беззаветной отвагой дрались сам Глусов, другие офицеры, все до единого солдаты стрелковой роты. Как говорили они на партсобрании, так теперь и поступали в бою: не жалея себя, разили врага. С невиданным рвением шли гвардейцы навстречу огню и смерти, выполняя боевой приказ.
Командование полка ближе подтянулось к боевым порядкам подразделений. Я совместил свой КП с батальонным командным пунктом капитана Ф.Норика, начальник штаба выдвинулся в роту старшего лейтенанта А.Дятлова.
Бои ожесточились, развить первый успех не удалось. Болотистая местность несколько задержала артиллеристов на путях подхода. Часть орудий пришлось перетащить на руках. Встав на огневые позиции, они сразу же поддержали наступающих.
В контратаке фашисты применили самоходные артиллерийские установки «артштурм». Гвардейцы забрасывали их гранатами. Но «карманной артиллерией» сражаться с ними было, конечно, трудно. Пехотинцы пропустили «артштурмы» через себя, будучи уверенными, что их уничтожит наша артиллерия. Все так и получилось. «Артштурмы», правда, ощутимо проутюжили пехоту, но сами все погибли от огня наших батарей.
С жестокими боями полки дивизии прошли за день по болотистым землям Курляндии, опоясанным линиями вражеской обороны, 8 - 10 км.