Днем 8 мая 1945 года разведка донесла, что противник снимает войска с переднего края.
К вечеру того же дня, 8 мая, противник в основном прекратил бои в Курляндии. Солдаты и офицеры в одиночку и группами стали сдаваться в плен. Несколько позже представители фашистских штабов вступили в контакт с советским командованием, имея полномочия выполнить все наши требования.
Капитулировавшие вражеские соединения и части группировки «Курляндия» разоружались. В качестве военных трофеев было взято множество танков, самолетов, орудий, стрелкового оружия, боеприпасов. 285 тысяч вражеских солдат и офицеров сдались в плен.
Над оборонительными сооружениями гитлеровцев вскинулись белые флаги. Но не везде. Иные узлы и опорные пункты стойко, хотя и бессмысленно, сопротивлялись.
Продвигаясь вперед, наши части вели бои против отдельных групп врага, громили подразделения 78-й штурмовой дивизии, с которой уже имели дело в 1943-м под Оршей. Тут, в Курляндии, гвардейцы ее добили, припомнив фашистским головорезам все их кровавые преступления на советской земле.
Варварам было воздано по заслугам.
Уже после 9 мая наш полк и другие части дивизии вели довольно ожесточенные бои по ликвидации групп противника, не желавших сложить оружие. Полностью затихли бои в Курляндии лишь к концу мая. Гвардейцы нашей дивизии взяли в плен нескольких гитлеровских генералов, 310 офицеров, 1625 унтер-офицеров, более 5700 солдат. Были захвачены большие трофеи, в том числе 250 ручных пулеметов, 220 орудий и минометов, около 300 автомашин.
Командир немецкого соединения, эсэсовский генерал, попался в плен и сразу же растерял все свои «железные» качества. Обмяк, испугался насмерть, бормотал невнятное. Кто-то из любителей хотел его сфотографировать, а другой крикнул:
- Пусть на колени станет, вешатель и кровопивец, тогда и снимай его!
Нашлись скорые на суд, скомандовали фашисту:
- На колени!
И он послушно опустился на колени, его глаза, как у затравленного вепря, с животным ужасом поглядывали на суровые лица русских солдат.
Окажись на месте кто-нибудь из командиров, не допустил бы всего этого. Но когда я пришел, дело уже свершилось. А через некоторое время мне показали проявленный и отпечатанный снимок: эсэсовский генерал, командир дивизии, сдается в плен на коленях.
- К чему этот спектакль?! - строго спросил я авторов фотографии.
- Это не спектакль, товарищ подполковник… - упрямо возразил один из них.
- А что же?
- А то, товарищ подполковник, что фашист не просто испугался - он опускался на землю и кряхтел по-русски: «Гитлер - капут». Сразу отказался и от фюрера, и от веры!
Отдал я им фотографии, ничего больше не сказав. А сам подумал, что они ведь правы, эти порывистые, честные в своей ненависти ребята. Поставили военного преступника на колени? Да так ему и надо! Ничтожество в генеральских погонах… Наш Карбышев не склонил головы, предпочел мученическую смерть, но не изменил своим убеждениям. Другие наши генералы принимали смерть стоя - это всем известно. И ребята наши в боевой горячке действовали вполне рассудительно: нет мужества постоять за свою идеологию - вставай на колени. Ибо стать военному человеку на колени - моральная смерть.
В ходе наступления подразделения нашего полка захватили штаб армии противника. Проштурмовали коридоры и комнаты двухэтажного здания, вывели во двор пленных гитлеровских офицеров - среди них было немало пожилых, в очках, по-видимому, тотальных.
Генерал (не то начальник штаба, не то начальник оперативного отдела), объявив себя старшим, пожелал «вести переговоры» только с главным советским начальником.
Бушмакин ухмыльнулся, когда перевели высокопарное заявление гитлеровского генерала:
- Сам на аркане, а поди ж ты - переговоры хочет вести!
Однако сдержал свое возмущение. Указав на меня, сказал, что вот, мол, и есть в данном районе главный военачальник, командир полка.
Я был в маскхалате и в пилотке. Выглядел не старше, а моложе своих товарищей. Гитлеровский генерал не поверил рекомендации Бушмакина. Посмотрел на меня свысока и не удостоил ни одним словом.
- Направьте его куда следует, - распорядился я, решив, что капитуляцию армейского штаба мы примем и без переговоров.
Во дворе строили колонну пленных штабистов, в здании отбирались документы, которые гитлеровцы не успели сжечь. Генерала тоже повели под конвоем.
Случилась в это время и встреча, вызвавшая иные чувства. Немецкий подполковник, по знакам различия - инженер, проявил пристальное внимание к трофейной полевой сумке, висевшей на боку у лейтенанта Красносвободского. Выждав момент, заговорил по-русски, обращаясь ко мне и к моему адъютанту:
- Мы где-то встречались. У вас - бывшая моя сумка.
Миша Красносвободский помог мне вспомнить мимолетный эпизод, когда мы в прошлом году во время боев на Лубанской низменности захватили легковую машину и полевую сумку командира немецкого инженерного батальона.
- Так это была ваша машина? - переспросил Красносвободский.
Немец с грустной шуткой уточнил:
- Моя. Но хорошо, что тогда не было в машине меня…
Обычно Миша не лез в карман за словом. Нашелся и тут:
- Рано или поздно… - сказал он, намекая немцу на его нынешнее положение пленного.
Разговорились, тем более что офицер прилично владел русским языком. Этот в подполковничьих погонах немец не был нацистом - просто один из тех представителей технической интеллигенции, кого фашизм поставил под ружье, как и все мужское население Германии, начиная с подростков. Он рассказал о своей работе по гражданской специальности, о семье, подробнее о детях и был счастлив тем, что мы его слушаем.
Подполковник здраво рассуждал о своем и других, таких же, как он, немецких военнопленных будущем.
- Наверное, нам предстоит увидеть вашу Сибирь, - говорил пленный, понимающе кивая головой. - Там есть очень холодно, и там есть очень много работы.
- Почему обязательно Сибирь? - возразил Красносвободский. - Для военнопленных найдется работа и в западной части страны, там, где побывали фашистские войска. Они же камня на камне не оставили, варвары лютые! Теперь надо все восстановить, сложить по камешку.
- Надо работать, надо работать!… - подхватил немец с готовностью. - Мы будем хорошо работать. Нам будет тяжело, мы знаем это. А когда пройдет время, СССР отпустит нас домой.
Что ж, правильно думал подполковник - впоследствии все так и произошло. Нас приятно удивило в беседе с ним то, что, несмотря на изощренные потуги геббельсовской пропаганды в изображении «зверств» русских, этот немец верил в гуманизм Страны Советов. И впоследствии мы слышали примерно те же слова от многих военнопленных. Никакой самой злобной и лживой пропагандой невозможно было подорвать в сознании здравомыслящей части немецких людей эту веру в гуманизм советских людей.
На дорогах встречались колонны немцев с белыми флагами. Возглавляющие их офицеры спрашивали наших гвардейцев: где и как можно сдаться в плен? Назначали им одного-двух конвойных, больше для формы, и направляли в тыл дивизии. Приходилось также заниматься отправкой в тыл большого количества исправной боевой техники, военного имущества, брошенного немцами в Курляндии.
Была широко объявлена капитуляция фашистской Германии. Немецкие войска по приказу своего командования прекратили бессмысленное сопротивление. Но не все.
Оборонявшаяся в Курляндии 12-я танковая дивизия, в которой верховодили матерые эсэсовцы, так и не сложила оружия. Гитлеровцы затопили в реках и болотах танки, используя их до последней минуты как артиллерийские огневые точки. Вышедшие на побережье группы, в основном офицерские, пытались на лодках, на любых подручных плавсредствах уйти в Скандинавию. А некоторые подразделения расчлененной дивизии превратились в банды, которые еще долго бродили, бесчинствовали в Курляндии, и наши гвардейцы должны были вести с ними борьбу.
Другие мысли, другие чувства волновали в те майские дни всех нас. Воины полка, дивизии вместе с родной армией-победительницей до конца выполнили священный долг. Победа над гитлеровской Германией, над фашизмом, одержанная советским народом под руководством Коммунистической партии, озарила своим сиянием весь мир, приобрела огромное историческое значение в жизни всего человечества.