— Как же так? — говорит Кальдука. — Неужели никто из вас убить ту змею не может?
— Пробовали, — отвечают ему орочи, — но только как дохнёт та змея огнём, так у людей руки отсыхают, а без рук, сам знаешь, разве можно что-нибудь сделать?
Подумал Кальдука, говорит:
— Попробую я — может, у меня не отсохнут!..
Отточил он копьё, нож направил, в стойбище котёл чугунный взял и пошёл в тот лес, где змея Симу жила. Мохом обвязался. В котёл древесной смолы набрал. В речку окунулся — мокрый стал. О котёл принялся копьём стучать. Шум поднял большой.
Услыхала Симу тот шум, выползла из своей норы. Ползёт, шипит. За змеёй красный след остаётся: трава и камни горят.
Увидала змея Кальдуку. Пламенем на него дохнула.
Защитил Кальдуку от огня мокрый мох. Размахнулся Кальдука изо всей силы и бросил в пасть змее свой котёл чугунный, смолой наполненный… Растопилась смола, залила Симу глотку. Забилась змея и издохла. Белая пена пошла у неё из пасти вместо огня. Набрал Кальдука этой пены и обратно пошёл.
Вдруг слышит, трещат деревья, дымится тайга, звери оттуда бегут и птицы стаями прочь летят. Говорят орочи Кальдуке:
— Беда, сынок! Ты убил Симу, теперь её брат Химу идёт за сестру мстить! Беда!
— Ничего! — говорит Кальдука. — Беда, когда на плечах головы нет…
Взял он семь чугунных котлов. Один другим накрыл, сам под нижний залез.
Налетел тут Химу. Всё трясётся вокруг. Земля дрожит, с неба щепки сыплются. Увидал он котлы, кинулся на них, да как ударит!.. Шесть котлов головой пробил, а седьмого не осилил: голову разбил. Зашипел Химу и пополз в тайгу — умирать. Вылез Кальдука из-под котлов. Окружили его орочи. Радуются, что такого богатыря увидали, что от змеи Симу избавились. В свой род Кальдуку приглашают, сыном хотят назвать. Девушки орочские поглядывают на него: любая замуж бы за такого парня вышла. Говорят ему старики:
— Живи с нами!
— Нет, мне домой надо! — отвечает Кальдука-сынок.
Понравилась ему в этом стойбище девушка одна. Пошёл он с нею гулять. До берега реки дошли. На дерево сели. Говорит Кальдука:
— Будь моей женой, девушка! Со мной поедем!
Хлопнул Кальдука рукой — обернулось дерево оленем. Полетел олень в родное стойбище Кальдуки.
Уленда дома песни поёт. Думает, пропал Кальдука. А Кальдука тут как тут, да ещё с молодой женой!
Пуще прежнего озлился Уленда-кривой на брата. Думает про себя: «Лучше мне не быть, а Кальдуку я изведу и жену его себе заберу!»
Пошёл Кальдука к зангину — судье. Рассказал всё. Сказал, что принёс он слюну змеи Симу, чтобы отца оживить, как того Уленда-кривой хотел. Говорит ему зангин, одну трубку выкурив:
— Ты, берёзовый мальчишка, того не знаешь, что люди по два раза не родятся. Зачем старика тревожить? И не за тем тебя Уленда посылал, а за смертью! — Взял зангин слюну змеи и бросил в реку. Забурлила река, зашипела, белый пар пошёл от воды. Множество рыбы кверху брюхом всплыло. Мёртвая рыба стала.
— Вот, видишь, — говорит зангин. — Этой слюной убил бы тебя Уленда-кривой!
Потом посмотрел зангин на Уленду-кривого:
— Иди ты, Уленда, в тайгу! — говорит. — Не место тебе среди людей! Не любишь ты людей… Иди в тайгу! Там в одиночку таёжные люди живут. Будь тем, кто ты есть в душе!
И пошёл Уленда в тайгу. Пока шёл, шерсть выросла на нём. На руках и ногах — когти. Сначала на двух ногах Уленда шагал, потом на четырёх побежал. Медведем стал Уленда-кривой.
А Кальдука-сынок хорошо с женой зажил. Детей у него много было. И во всём ему удача была…
Давно это было. Столько лет назад, что если по пальцам считать, то во всём стойбище у стариков столько пальцев не найдёшь. Надо у ребят занимать. А ребята бегают, не даются. Вот и узнай, когда это было.
КАК ЗВЕРИ НОГАМИ МЕНЯЛИСЬ
Повстречались как-то лисица и лось.
— Что нового? — спрашивает лиса у лося.
— Ничего нового, соседка, — отвечает лось. — Вчера чуть было совсем не пропал: гнался за мною охотник, а я запутался в ветках рогами… Беда мне на длинных ногах — за ветки задеваю! А ты как живёшь? — спрашивает лось лису.
— И я плохо, сосед, — говорит лиса, — подстерегают меня охотники, беда мне с короткими ногами — не могу сверху вокруг посмотреть!
Запечалились звери, какая у них плохая жизнь и как плохо всё на свете устроено: кому нужны длинные ноги — у того короткие, кому короткие нужны — у того длинные.
Вот лиса и говорит:
— Давай, сосед, ногами меняться.
— Давай, — отвечает лось.
Вот поменялись они ногами.
Посмотрела лиса вокруг: с длинных-то ног далеко видно — нет поблизости людей. Побежала в стойбище. Захотелось ей курятины. Попробовала в амбар залезть, где куры на насесте сидели, а длинные ноги мешают. Сунула ногу в щель, чтобы курицу сцапать, а лосиная нога — в копыте, никак ею добычу не зацепишь. Вздохнула лиса и пожалела о своих лапках: какие у них были когти острые, как удобно было ими добычу держать и разрывать! Тут из дома человек вышел, испугалась лиса и бросилась прочь. Так и убежала голодная.
А лось, получив ноги лисы, ростом стал совсем маленький. В траве спрятался, радуется:
— Вот теперь хорошо мне. Никто меня издалека не увидит!
Стал он потихоньку на лисьих лапках передвигаться. Устал быстро. Устал и проголодался. По привычке голову поднял, чтобы молодыми побегами да листьями голод утолить. Губами шлёпает, а веток достать не может: ноги-то коротки!
Вздохнул лось:
— Эх, напрасно я обменялся ногами! Такие хорошие у меня ноги были: высокие да крепкие! Не то что эти дрянные лапки! Пропаду я теперь совсем с голоду…
И заплакал лось.
Вдруг слышит он: кто-то по тайге летит, напрямик ломится. Сучья да валежник трещат. Кинулся лось бежать. А куда ему на маленьких лисьих лапках бегать. Запнулся за валежину, упал и глаза закрыл. «Ну, — думает, — сейчас мне конец будет!»
Однако слышит — зовёт его лиса:
— Эй, сосед, где ты?
— Здесь я, — говорит лось. — Это ты, что ли, в тайге, шумела?
— Я, — говорит лиса. — Беда мне с твоими ногами. Хотела тихо пройти, а ноги твои ломают сучки, топают, стучат. Чуть не пропала я с ними!
— И мне, — говорит лось, — с твоими ногами беда: маленькие они, слабые… Давай, соседка, опять меняться.
Вот обменялись они ногами.
Топнул лось своими копытами о землю: хорошо!
— Здорово это, — говорит, — устроено, что лось на копытах ходит. Ноги крепкие, копыта твёрдые!
Пробежалась лисица на своих лапках: хорошо! Лапки лёгкие, когти острые, походка неслышная. Отвечает лиса лосю:
— Да, правда, хорошо это устроено, что у лисы маленькие лапки с острыми когтями.
Попрощались они и в разные стороны пошли.
С тех пор звери ногами не меняются.
ДВА СЛАБЫХ И ОДИН СИЛЬНЫЙ
Один слабый против сильного, что мышь против медведя: накроет лапой — и нет ее! А два слабых против сильного — ещё посмотреть надо, чья возьмёт!
Один медведь совсем закон забыл: стал озорничать, стал мелких зверьков обижать. Не стало от него житья ни мышам, ни еврашкам, ни хорькам. И тарбаганам, и тушканчикам, и колонкам от него житья не стало. Кто бы его винил, если бы медведь с голоду на них польстился? А то медведь — сытый, жирный! Не столько ест, сколько давит. Понравилось ему малышей гонять. И нигде от него не скроешься: в дупле — достанет, в норе — достанет, на ветке достанет и в воде — достанет!