— Теперь-то есть куда.
— Да вроде бы есть… Гришка твой не угомонился еще?
— Кто его знает, сейчас у него голова иностранцами забита, Интуристы приезжают. Он тут военную тревогу поднял, чтоб лицом в грязь не ударить…
— Вась, придешь к нам на новоселье? Сегодня в шесть.
— Сегодня воскресенье? Значит, я имею право?
— Имеешь, Вася.
— Хотя, — заколебался тот, — шоферы говорят: не качай прав, а то без них останешься… Ладно, была не была, приду!
«Храм Диониса» ждал гостей. Каса маре скорее походила на банкетный зал, столы ломились под тяжестью плодов молдавской осени, представленных в сыром, жареном, вареном, тушеном, копченом и других видах.
Сельская столовая тоже была срочно переоборудована в банкетный зал. Столы ломились под тяжестью тех же плодов, разве что вид у них был менее аппетитный. Поковырявшись в тарелке, заведующий столовой печально заключил:
— Салат придется заменить.
— Как заменить? — возмутилась дородная кухарка. — Я ж его только вчера нарезала!
— Пойми, Аникуца, это же иностранцы, — видимо, не впервой втолковывал ей заведующий.
А на холме стоял празднично одетый Апостол и смотрел в бинокль на дорогу.
Рядом в «Волге» сидел празднично одетый Вася и поглядывал на часы.
По шоссе мимо рекламных щитов проносились машины и автобусы. Одни спешили к «солнечным пляжам Одессы», другие возвращались оттуда. Но вот наконец фешенебельный «Икарус» с эмблемой Интуриста свернул туда, куда на трех языках зазывала улыбающаяся запыленная парочка — к «солнечным Старым Чукуренам».
Длинноногая и толстушка собирали на дороге яблоки, когда возле них затормозил «Икарус». Из окна показалась постриженная ежиком голова мужчины. Он посмотрел наверх, пытаясь понять, откуда упали яблоки, затем обратился к старухам:
— Пшепрашам, пане, где проживает пан Дионис Калалб?
Длинноногая фыркнула:
— Тоже мне, нашли пана!… Езжайте до развилки, там спросите!
Мужчина улыбнулся:
— Дзенькуе, спасибо, мулцумеск!
В это время автобус двинулся, ныряя из ямы в яму. Мужчина стукнулся головой об оконную раму и с воплем «пся Крев!» исчез в окне.
Дипломатично улыбаясь, толстушка махала ему вслед. Длинноногая процедила:
— Этот Дионис уже с иностранцами снюхался! Хорошо, что я его вовремя раскусила…
Наконец и Апостол увидел автобус.
— Вася, микрофон! — крикнул он, по привычке протягивая руку. Затем обернулся: водителя не было. Воспользовавшись отсутствием микрофона, Апостол энергично выругался и снова приник к биноклю.
А в «храме Диониса» уже началось новоселье. Поднялся Федор:
— Предлагаю выпить за наших дорогих новоселов.
Дионис толкнул локтем жену:
— Давай, мать, сейчас самый момент. Поднялась тетушка Лизавета, прокашлялась:
— И я предлагаю за них выпить, за новоселов, за наших сынков.
Среди гостей послышалось оживление, у братьев вытянулись лица.
— Так уж у нас вышло с Дионисом, отцом вашим, что все мы исподтишка делаем, вроде как в прятки играем. Видать, правду говорят — что стар, что млад. На поминки свои столько лет копили, словно к свадьбе готовились. Дом этот, как разбойники какие-то, темной ночью подняли. А для чего мы всю эту кашу заварили? Для вас, сынки дорогие, мы его построили. Вам его и обживать. Дом славный вышел, покойному помещику Скарлату такой и в его барском сне не снился. А кто здесь за хозяина будет, сами решайте, чтоб было по-братски, по справедливости. Вы люди взрослые, и мы вам теперь не указ.
Дионис достал из кармана связку ключей и торжественно положил в центре стола:
— Теперь, сынки, они ваши.
Все стали аплодировать, кроме Федора и Георге: такой поворот событий застал их врасплох.
— Ну и ну, — протянул Федор, вытирая платком лысину.
— Молодцы, старики! — хлопнул его по плечу сидевший рядом Вася.
Георге покосился на Федора, поставил нетронутый бокал и, сам того не замечая, стал копировать брата — промокать платком свою густую шевелюру…
С холма Апостол увидел, как автобус остановился у ворот Калалбов. Из него высыпали туристы, столпились у колодца. Двое — мужчина и мальчик — вошли во двор и направились к новому дому. Апостол метнулся к машине, схватил микрофон, включил и, посчитав до трех, прислушался.
— Два, три! Два, три! — пронеслось над селом. Апостол поправил галстук и такого же цвета платок в нагрудном кармане и объявил в микрофон:
— Иностранных туристов прошу немедленно явиться в столовую! Повторяю, бывших иностранных турис…
Апостол замер, закусив губу.
— Бывших иностранных! Бывших иностранных! — прокатилось по долине.
Апостол швырнул микрофон в кабину:
— Когда надо, так не заклинит!
Он стал спускаться, вернее, скатываться с холма, повторяя:
— Спокойно, Гриша, спокойно!
Однако ноги несли его все быстрее.
В сельскую столовую он влетел, будучи, уже весь в мыле. Там все было готово для встречи гостей. Выстроившись в шеренгу, вдоль стола стояли накрахмаленные официантки во главе с заведующим. В углу на импровизированной сцене застыло трио гитаристов.
— Гитаристы, за мной! — скомандовал Апостол и побежал к выходу. Затем вернулся к столу, подцепил вилкой большую порцию салата и отправил в рот.
— Немедленно заменить салат! — приказал он, выбегая из зала. — Повторяю, бывшему завстоловой…
А в каса маре произошли перемены, сыновья поменялись с родителями местами. Теперь они сидели во главе стола, принимая от гостей шумные поздравления и скромные конверты, которые бесшумно опускались на стоящий перед ними поднос. Хари, который почему-то сидел в центре, органично вжился в роль новосела: с ослепительной улыбкой он раскланивался с гостями, прижимал руку к груди, поднимал бокал, чокался со всеми.
Федор смущенно улыбался, словно стыдясь за какую-то оплошность, Георге растерянно смотрел по сторонам.
— Вопрос к родителям! — Хари поднял руку. — А этому домику можно приделать колеса?
— Это как же? — не поняла мать.
— А просто: продать дом и купить машину!
— Я тебе дам машину! — пригрозила мать.
Будто этого и ждал Хари, поднялся и громко объявил:
— Тогда я пас! Добровольно снимаю свою кандидатуру на должность верховного жреца храма Диониса в пользу своих старших братьев!
Отвесив каждому из них по изящному поклону Хари пересел к Зине.
— Терпеть не могу недвижимого имущества, — шепнул он ей.
— Ну и дурень, — сказала девушка.
— Какой рыцарский жест! — крикнула ему через стол Анжелика.
Георге залпом осушил свой бокал и обратился к отцу:
— Но почему вы нас не спросили? А вдруг никто не вернется?
Вместо отца, который мрачнел с каждой минутой, ответила мать:
— Потому, Гицэ, и не спросили. Город он, как омут, к себе притягивает. А теперь дом готов и хочешь не хочешь, а жить в нем надо.
— Вот и живите себе на здоровье, — вставил Федор.
— Как говорится, в свое удовольствие, — подхватил Хари.
— Поздно, сынки, — сказала мать, — да и в семьдесят лет какое там удовольствие!
Раздался грохот, зазвенела посуда: это мош Дионис стукнул кулаком по столу. В каса маре наступила неловкая тишина.
— Это что ж такое получается? — медленно произнес отец. — Вместо того, чтобы услышать сыновье спасибо…
— Дзенькуе, спасибо, мулцумеск! — послышалось в дверях.
На пороге стоял стриженный ежиком блондин и благодарил Ионела. В одной руке он держал пакет, другой прижимал ко лбу мокрый платок.
— Идите, я сейчас, — сказал Ионел и скрылся за дверью.
Блондин шагнул в комнату:
— Дзень добры! Кто властитель тего дому?
Поскольку в доме наступило временное междувластие, никто не отозвался. Блондин с любопытством смотрел на гостей, те на него. Вспомнив заученную фразу, он произнес по слогам: