Сама идея была, прямо скажем, незамысловатой: планировалось убить Казимира во время свадьбы Фёдора Бельского, куда он был приглашен и подтвердил намерение явиться. Однако дело «вышло наружу»; по наиболее распространённой версии, о нём прознал старый недоброжелатель заговорщиков, киевский наместник Иван Ходкевич (помимо всего прочего понимавший, что ему, как сидящему «на отчине» Михаила Олельковича, в случае успеха предприятия несдобровать). Впрочем, есть версия, что доносчиком был брат Фёдора Бельского Семён, вероятно, зарившийся на родовое имение – крепость Белую на Смоленщине (во всяком случае, после провала заговора и поспешного бегства брата он её получил). Наконец, несколько источников связывают дело с одним из слуг Казимира, который якобы обнаружил в замке Бельского тайный склад оружия и сообразил, для чего оно предназначено; слуги Фёдора Ивановича под пыткой выдали господина.
Иван Фёдорович Xодкевич (ок. 1420 – ок. 1485 гг.) – сын киевского боярина Xодки (Фёдора) Юрьевича. Православный. С 1478 г. – староста луцкий, в 1480–1484 гг. – воевода киевский. 1 сентября 1482 г. попал в плен к крымскому хану Менгли-Гирею, напавшему на Киев и захватившему в плен большое количество людей. Умер в неволе на территории Крымского ханства.
…И что они получили
Бельский бежал прямо с брачного ложа, жену его потом долгие годы пыталась «выговорить» московская дипломатия, но тщетно: им отвечали, что она не хочет воссоединяться с мужем; Глинскому тоже удалось «утечь». Гольшанского и Михаила Олельковича судили. Интересно, что ни одного документа этого процесса ни в подлиннике, ни в копии не сохранилось; при этом современники, писавшие об этом деле, прямо или косвенно указывают, что их всё-таки судили. Как это могло выглядеть?
Судебная система Великого княжества Литовского в современном понимании этого слова находилась в стадии становления. В 1468 г. был принят Судебник, до этого применялись нормы «Русской правды», великокняжеских указов (привилеев) и обычаев. Все суды были сословными: гродские, они же за́мковые суды, для горожан, вотчинные – для зависимых крестьян, земские – для шляхты, копные рассматривали споры внутри крестьянской общины. Над всем царил великокняжеский суд, назначавшийся для разбора конкретных значительных дел. Действовал феодальный принцип суда равных: шляхтичей судили шляхтичи, горожан – горожане.
Из всего этого следует, что Казимир для суда над двумя князьями-гедиминовичами должен был назначить специальное судебное присутствие из состава высшей аристократии. Судя по всему, так и было сделано: Альбрехт Гаштольд указывает, что одним из членов суда был его отец Мартин, воевода Трокский (Троки – ныне Тракай), а до этого, как мы помним, Киевский. Видимо, доказательств было достаточно (по понятиям того времени, разумеется), а судьи были настроены вполне про-казимировски, и факт заговора не вызвал сомнений. В этом случае правовая традиция («Судебник» 1468 г. не касался вопросов охраны княжеской жизни) предусматривала однозначное наказание – смерть; князья Иван и Михаил были четвертованы 30 августа 1481 г. Однако же – и это подчёркивается некоторыми источниками – кара не коснулась семей казнённых (а могла бы, причём по закону), и в июле 1483 г. вдове Михаила княгине Анне была выдана специальная великокняжеская грамота, обязывавшая вассалов покойного продолжать служить, как прежде: «И мы на её жаданье <просьбу. – Авт.>, тым князем и бояром и слугам из их имений велели ей служити и послушными быти, как князю Михайлу служили и его послушны были».
Любопытно, конечно, представить себе, как развивались бы события, удайся заговорщикам устранить Казимира. Пофантазировать на эту тему можно – почему нет? – но уж точно не сто́ит с уверенностью говорить об отказе Великого княжества от унии с Польшей и переход в состав Московской Руси. Скорее всего, началась бы феодальная война вроде той, которая во второй четверти XV в. произошла «на Москве», только ещё и с религиозными осложнениями. И тут уж гадай не гадай – не угадаешь…