Германик вскочил на ноги и в возбуждении забегал по палатке.
— О, боги! — восклицал он. — Дайте мне силы во всем разобраться!
— В чем ты еще хочешь разобраться? — тихо спросил Кассий. — Прости, командир, но тут все ясно. Тебе надо немедленно спешить на помощь Постуму. Ты один можешь выполнить волю Божественного Августа. Только ты.
— А граница? — в отчаянии спросил Германик. — Разве я могу бросить сейчас провинцию? Ведь варвары в любой момент могут перейти реку. Да и искры бунта еще тлеют.
Он схватил себя за волосы, его лицо исказилось, словно от боли.
— Да и как я, приемный сын Тиберия, поведу легионы на Рим, на мой родной город?
Молодой полководец невыносимо страдал. Его чувство справедливости говорило, что надо идти на помощь Постуму, но обостренное чувство долга запрещало ему делать это. Как, развязать, по сути, гражданскую войну? Бросить границу и провинции на растерзание варварам? Невозможно!
Но Постум, Постум... Ведь он же брат его жены, да и самому ему был как брат. Бедный Агриппа и так семь лет провел на пустынном острове по ложному обвинению, а теперь может вообще жизни лишиться. В чем он виноват?
Эти мысли метались в голове Германика, рвали на кусочки его мозг. Оба офицера с сочувствием смотрели на него. Они понимали состояние своего командира. Что тут можно посоветовать?
У входа в палатку раздался лязг оружия, и появился дежурный центурион в полном вооружении.
— Достойный Германик, — возвестил он. — К тебе гонец из Рима с цезарской почтой.
Все трое напряглись, впившись глазами в центуриона. Вести из Рима! Какие? Хорошие или...
Сабин почувствовал, как страх холодной змеей вползает в сердце. Что-то случилось в столице, но что?
Кассий Херея залпом осушил свой кубок. Германик овладел собой и кивнул.
— Пусть войдет, — приказал он.
Появился запыленный и уставший курьер с кожаной сумкой на плече. Он по уставу приветствовал главнокомандующего и протянул ему восковые таблички, опечатанные перстнем с Диоскурами.
Германик нетерпеливо схватил письмо, сломал цезарскую печать и вонзил глаза в текст.
— О, Юпитер! — воскликнул он в следующий момент. — Цезарь Тиберий сообщает, что мятеж беглого раба Клемента подавлен, а сам главарь схвачен и ожидает казни!
Сабин и Херея переглянулись.
— Почему же он не подождал? — прошептал Кассий. — Почему?
— Видно, что-то заставило его действовать более решительно, — ответил Сабин.
Он чувствовал в душе полное опустошение, так же, как и тогда, после смерти Августа. Снова рушатся все надежды, снова он проиграл и остался ни с чем.
Германик посмотрел на них.
— Так кому же верить? — спросил он резко. — Вам или моему приемному отцу? Кто схвачен? Постум или Клемент?
Кассий отрешенно пожал плечами.
— Мы сказали тебе все, — негромко произнес он. — Решай сам.
Германик швырнул таблички на стол, опрокинув кубок с вином. Кроваво-красная жидкость брызнула на пол.
— Нет, я разберусь во всем! — в отчаянии крикнул командующий, грозя кому-то кулаком. — Я разберусь и узнаю правду! И тогда — берегитесь!
Он резко повернулся на месте и вновь заходил по палатке, на его щеках выступил нездоровый румянец.
— Берегитесь! — повторил он. — Кто бы ни оказался преступником и обманщиком, он мне за все заплатит. Будь это даже мой отец... — Германик посмотрел на Кассия. — Или мой верный друг, — добавил он тихо.
Кассий встал и с достоинством выпрямился.
— Командир, — сказал он твердо. — Прошу тебя и предупреждаю — не тяни. Ты должен во всем разобраться, это так, но действовать надо быстро. Иначе изменники сумеют замести следы и уничтожить доказательства своих преступлений.
Германик скрипнул зубами.
— Да я бы сейчас на крыльях полетел в Рим, — глухо сказал он. — Но я давал присягу, у меня есть долг, который я обязан выполнять, невзирая ни на что!
— Но ведь можно... — начал было Сабин.
В палатку шагнул все тот же дежурный центурион.
— Командир! — крикнул он в тревоге. — Донесение из Бонны. Варвары перешли Рейн. Их там целое племя, а ведет бандитов сам Арминий!
— Ну, вот видишь, — отрешенно сказал Германик и тут же оживился.
Действительно, сейчас для него существовала только проблема безопасности границы на западе, она вытеснила из головы все остальное, даже Постума.
— Я выезжаю через час, — сказал он центуриону. — Чтобы все было готово. Со мной пойдут три когорты Тринадцатого легиона — надо привести подкрепление. Слушай внимательно. Я приказываю...
Сабин и Кассий молча слушали, как Германик отдает распоряжения, полностью захваченный очередной опасностью. Ему явно было уже не до Рима.
Когда центурион вышел, Германик развернул на столе карту и начал водить по ней пальцем.
Кассий Херея наклонился к уху Сабина.
— Видишь, какой он? — шепнул трибун. — Ты уж меня прости, но, кажется, в столице меня не очень-то ждут. Я остаюсь здесь. Это моя жизнь, и будь проклят тот день, когда я влез в политические игры.
Сабин внимательно посмотрел на него.
— Что ж, — сказал он, — твое право выбирать свою дорогу. А я возвращаюсь.
— А может, тоже останешься? — с надеждой спросил Кассий. — Будешь служить в моем легионе. Мы с тобой славно повоюем.
— Нет, — покачал головой Сабин. — Не могу. Ты, я вижу, совсем забыл еще об одном.
— О чем? — удивленно спросил Кассий.
Сабин не ответил и шагнул к Германику.
— Прости, что отвлекаю тебя, командир, — сказал он. — Но я бы хотел закончить наш разговор.
Германик недовольно повернулся к нему.
— Говори, — бросил он нетерпеливо.
— Как быть с завещанием Августа? — спросил Сабин. — Разве ты забыл о нем?
— Нет, не забыл, — резко ответил Германик. — Но пока ничего не могу сделать.
— У меня есть одно предложение, — продолжал трибун. — Напиши письмо в сенат, письмо, которое я мог бы там зачитать от твоего имени... или нет, лучше, адресуй это письмо Гнею Сентию Сатурнину, он сможет успешнее справиться с этой ролью. Поручи ему огласить на заседании завещание Божественного Августа...
— А что это даст? — перебил его Кассий. — Ведь сейчас, после смерти Постума, именно Тиберий является законным наследником.
— Многое даст, — ответил Сабин. — Пусть все узнают о преступлениях Ливии и Тиберия. Тогда и сенат, и народ поднимутся против них и сметут изменников в Тибр. Справедливость восторжествует, Агриппа и все другие, безвинно убитые, будут отомщены.
А потом достойный Германик вернется в Рим — когда уже расправится с варварами — и примет верховную власть. Я думаю, Август одобрил бы такой план.
Германик думал несколько секунд.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Я напишу такое письмо и ты отвезешь его в столицу. Пусть завещание будет оглашено, а Постума хотя бы похоронят с почестями.
Он снова задумался, а потом с горечью махнул рукой.
— А я не могу ехать, — произнес он. — Ведь здесь я служу даже не цезарю, а всему римскому народу. И не имею права не оправдать его доверия.
— Ну, прощай, — сказал Кассий Херея, обнимая Сабина. — Желаю тебе удачи. Пусть хранит тебя Фортуна.
— Спасибо, — тихо ответил Сабин. — И тебе того же, Надеюсь, мы еще увидимся.
— И я надеюсь.
Они крепко обнялись, Сабин вскочил на лошадь.
Кассий Херея махнул рукой Корниксу, который уже восседал на своем муле.
— Будь здоров, доблестный воин, — сказал он. — Береги своего хозяина.
— Пусть бога его берегут, — буркнул галл. — А мне все это уже до смерти надоело.
— Корникс собрался вернуться в родные места, — пояснил Сабин. — Что ж, это его дело. Хотя мне будет недоставать столь прославленного бойца.
Все трое расхохотались.
— Удачи, трибун, — повторил Кассий. — Буду ждать вестей из Рима. Когда мы вернемся из похода за Рейн, в столице не должно уже быть ни Ливии, ни Тиберия.
— Ни Сеяна, — добавил Сабин. — Ладно, постараюсь. Фортуна должна мне помочь.