В западной литературе также давно делаются попытки пересмотра романтического идеала, и, к сожалению, этот процесс также движетдя в направлении эротизации дискурса о женщине. Прекрасная обнаженная женщина в нем тоже отодвинута на значительное расстояние, не позволяющее разглядеть ее микрофизику и микропсихику. Женщина современности меняет ширмы, занавесы, покрывала, сотканные из означающего. Однако «взгляд», «расстояние», «дистанция» — эти прежние условия возможности ее восприятия остаются непересмотренными.
Женщина в различных формах ее освоения, в различных функциях и ипостасях (мать, сестра, жена, любовница и др.), в различных типах ментальности и телесности (подруга, коллега, товарищ, баба и др.) — это гетерогенное существо, которое не в силах представить и изобразить универсальное сознание или монологичный дискурс. Маргинальный дискурс описывает женщину как бабу, которая созерцается, осязается, осваивается без всякого расстояния и связанных с дистанцией «точек зрения», «полей», «перспектив», «горизонтов». Глаз маргинала как микроскоп, его оптика — это оптика «близи», а не «дали». Речь идет при этом о трансцендентальных условиях: романтические герои, как Блок и Менделеева, жили в одном жилище, сидели за одним столом и спали в одной кровати, однако между ними была такая дистанция, такое множество «завес-облаков», что даже тесно прижавшись друг к другу, они не видели и не постигали друг друга. Это был символический обмен, а не физическое освоение. Как только последнее осуществляется романтиками, это ведет к кризису любви: влюбленные замечают недостатки друг друга, они страдают и в конце концов расстаются. Романтический брак — это брак идей, а не людей.
Дискурс о женщине — это дискурс об идее, и от этого страдают как женщины, так и мужчины. Альтернативой этому является дискурс о женщине-бабе, который отторгается культурой по причине его грубости. Женщина-баба перечеркивает все тонкие различения, установленные культурой с целью дисциплинарных воздействий на поведение благородных рыцарей и дам. Женщина в маргинальном дискурсе — это машина удовлетворения похоти, которая обслуживает большое количество мужчин, каждый из которых терпеливо смотрит на работу другого и терпеливо ждет своей очереди. Переклассифицируются, создаются новые схемы и коды описания ее органов. Если в романтическом дискурсе в центре описания — лицо и глаза как «зеркало души», то в маргинальном — зад, ляжки, грудь, половые органы, а главное — не достоинства, а недостатки.
Разумеется, маргинальный дискурс тоже неоднороден: одно — устные рассказы в небольших коллективах, другое — поэзия в стиле Баркова, третье — проза в стиле Г. Миллера или В. Ерофеева. Однако мне кажется, есть нечто общее между этими типами описаний — они не романтичны и не эротичны. Для примера достаточно сравнить сочинения Миллера и Лоуренса. В России даже сегодня проза де Сада, Селина, Миллера кажется слишком грубой. Может быть в европейской культуре она имела некое эмансипирующее значение тем, что указывала романтикам на реалии, которые нельзя не учитывать. Однако в России мужчина и женщина в основном осваивают друг друга, так сказать, «физически», а не «символически». Конечно, это освоение на уровне повседневности тоже пронизано символами и мифами, но гораздо более жесткими, нежели мифы романтиков. В сегодняшней России возврат к прежним возвышенным представлениям, возможно, был бы прогрессом. Но это невозможно, и единственно эффективным является путь, связанный с расчисткой «конюшен», т. е. тех дисциплинарных пространств, в которых мужчины и женщины осваивают друг друга дома и на работе, на улице и в театре.