СВОЕ И ЧУЖОЕ: ОПЫТ ГРАНИЦЫ
Порядок обнаруживается в процессе его нарушения, а граница — при попытке ее перехода. Отсюда следует важная роль запретного и недозволенного. Между тем в культуре отсутствуют подробные описания негативного, которое всегда покрыто флёром таинственности. Усилия интеллектуалов сосредоточены на подробных описаниях позитивного, а язык создан так, что почти не приспособлен для сообщений о небытии. Небытия нет. Плохое — это нехорошее, грех и преступление — это зло. Негативное как бы огорожено столбами вехами и стенами, и поэтому оно описывается со стороны, повернутой к позитивному. Избушка ведь стоит к нам задом, а фасад ее осматривать не рекомендуется. Но и это немало. Хотя нельзя проникать за ограду запретного, но мы можем подойти к границе с «нашей» позитивной, стороны и внимательно ее осмотреть. Как и на всякой границе, мы там не увидим ничего чужого и страшного, что можно и нужно запрещать. Стенка как стенка, и только надписи на ней сделаны на незнакомом языке. Если из одностороннего анализа границы ничего извлечь нельзя, то надежды на то, что проникновение за ограду разрешит проблему и все тайное предстанет перед нами во всей своей пугающей наготе, тоже оказываются обманутыми. За границей другой и все тот же порядок.
Негативное — это не трансцендентное. Даже запрещенное, оно всегда с нами. Но попытки прямо предъявить и таким образом убедиться в его существовании или своеобразные «экскурсии» из одной зоны в другую приводят путешественников к странному выводу, что «свое» лучше и привычнее чужого, что за границей обыденной жизни, в состоянии праздничной эйфории нельзя находиться слишком долго, ибо от нее болит голова, и поэтому всегда так тянет возвратиться к себе домой, в привычную колею быта и работы. Неудивительно, что в древности, когда запретов — казалось — было больше, разрешалось по определенным праздничным дням их нарушение, и не только для разрядки, но и для того, чтобы любить и уважать спасительный порядок.
Во всякой культуре есть свое негативное, которое, как правило, является одновременно табуированным или запрещенным. Было бы большой ошибкой сводить его исключительно к неким объективным угрожающим выживанию факторам, а страх и запрет на переход из сферы позитивного в негативное связывать с некими естественно-исторически выработавшимися реакциями, привычками и традициями, обеспечивающими возможность выживания. Конечно, жизнь и теперь полна опасностей. Чтобы выжить, необходимо проявлять крайнюю предусмотрительность и осторожность. Эта дисциплина должна стать привычной, осуществляющейся в форме огромного числа автоматически выполняемых действий, в условиях природного или городского ландшафта. Вместе с тем очевидно, что в нашей жизни бессмысленных ограничений и запретов не меньше, а, может быть, больше, чем в первобытном обществе или в средневековье, которые действительно строились на табу и запретах, на резких разграничениях дозволенного и недозволенного, на страхе перед незнакомым и непривычным.
Негативное выделяется границей, т. е. чертой, разделяющей различное и прежде всего свое и чужое. Она связана с властью, которая проявляется в установлении и соблюдении границ, и именно поэтому их переход, переступание квалифицируется как преступление. Нет ничего удивительного в том, что власть узурпирует право установления не только территориальных, но и политических, моральных, эстетических и прочих границ. При этом для территориальных и других запретных линий и знаков устанавливаются правила и исключения, разрешающие переход границы. Одни из них кажутся естественными, а другие — искусственными. Одни проводятся сознательно в интересах власти, а другие сами определяют ее возможные жесты.