Эразм прожил на Варке около года, тем временем Томас стал заместителем шерифа[6] Лондона и высоко ценил оказанную ему честь. Алиса Миддлтон, по-прежнему частая гостья в доме, очень обрадовалась этому повышению. Маргарет слышала, как Томас говорил ей: – Да, приятно купаться в чужих почестях! Не приходится ни заслуживать их, ни оправдывать. Мы греемся в ласковых лучах, а другие тем временем трудятся на жаре. Умеренный климат лучше жаркого. Не так ли, мистресс Миддлтон?
– Не пойму, о чем вы, – резко ответила она. – Так что напрасно тратите слова.
Потом Томас, по своему обыкновению, объяснил Маргарет:
– Мэр и шериф Лондона не юристы, вот им и нужен адвокат, дающий советы по различным юридическим вопросам. Этим, Маргарет, и занимается заместитель шерифа.
Если участники тяжб бывали бедны, Томас отказывался от вознаграждения. Это стало известно всему Сити. И жители Лондона начали проникаться любовью к Мору.
Маргарет в течение этих двух лет была счастлива; она узнала, что такое страх, и этот урок прибавил ей счастья, потому что с ним пришла радость жить без страха. Но ей пришлось усвоить еще один урок: в жизни все переменчиво.
Сперва Эразм уехал в Париж, где надеялся опубликовать «Похвальное слово Глупости»; с его отъездом прекратились приятные чтения и беседы. Потом слегла мать; она снова ослабела, слабость почти не покидала ее после рождения Джека.
Трудно было вообразить, что бы они делали без Алисы Миддлтон. Вдова носилась по дому, словно свежий восточный ветер, журила ленивых слуг, назначала Джейн поссет и клистиры, раздавала оплеухи прислуге и детям, когда находила, что они этого заслуживают.
Добрая мать не поднималась, ее место заняла неутомимая и спорая, но вместе с тем резкая на язык и тяжелая на руку мадам Алиса.
Дети уныло переглядывались.
– Поправится наша мама? – спрашивала четырехлетняя Сесили.
Джек плакал по ночам: – Где мама? Хочу к маме.
– Тише – успокаивала его Маргарет. – А то мистресс Миддлтон услышит и надает тебе оплеух.
Когда Джек падал и обдирал коленки или ранился еще кто-то из детей, накладывала повязки и останавливала кровь им Мерси. Руки у нее были очень нежные, одним лишь поглаживанием девочка могла смягчать головную боль.
– Я хочу изучать медицину, – по секрету сказала она Маргарет. – Думаю, мне она дастся легче, чем тебе. Во всем остальном ты, наверно, превзойдешь меня. Но только не в этой науке.
Мерси принялась выращивать травы позади дома и добилась в этом больших успехов. Томас называл ее «наш маленький врач».
Однако ни травы ее, ни знания не могли вернуть Джейн здоровья.
Однажды Джейн позвала к себе старшую дочь.
За последние несколько дней больная словно бы стала меньше ростом; в кровати с пологом она выглядела крохотной; кожа ее приобрела цвет желтых нитей в гобеленовом балдахине.
Маргарет внезапно поняла, что жить матери осталось недолго.
– Подойди поближе, – сказала ей Джейн. Девочка подошла.
– Сядь рядом, так, чтобы я тебя видела. Маргарет села на кровать лицом к матери.
– Тебе всего шесть лет, но по уму ты как одиннадцатилетняя. Думаю, что могу поговорить с тобой.
– Да, мама.
– Я скоро умру.
– Нет… не умирай. Как мы будем без тебя? Джейн улыбнулась.
– Рада это слышать, дорогая моя Мег. Я и хочу поговорить о том, как вам быть после моей смерти. До чего хотелось бы пожить еще немного! Через семь лет я спокойно передала бы дом тебе в руки.
– Мама… мама… не говори так. У меня сердце сжимается.
– Ты не хочешь перемен. И все мы не хотим. Заботься об отце, Маргарет. Да, он мужчина, а ты еще ребенок… но тебе понятно, о чем я. Маргарет, я умру со спокойной душой, потому что оставляю отцу тебя.
По щекам девочки заструились слезы. Маргарет пожалела, что мало ласкалась к матери. Она так любила отца, что почти не замечала тихой женщины, занимающей, как теперь стало ясно, очень важное место в их счастливой семье.
– Мама… пожалуйста… – заговорила Маргарет. Джейн как будто поняла.
– Господь с тобой, Мег, самую большую радость мне доставляло видеть, как вы с отцом любите друг друга. Когда мы поженились, я боялась, что недостойна его. Была совсем… необразованной и поначалу чувствовала себя несчастной. Изо всех сил зубрила латынь… и понимала, что никогда не выучу ее так, чтобы он был доволен. А когда родилась ты, мое несчастье кончилось, я поняла, что хоть не могу стать ему идеальной женой, зато подарила дочку, которую он будет любить больше всех на свете. И почувствовала себя счастливой. А, увидев, что ты растешь такой, как ему хочется, стала еще счастливее. Потом родилась Элизабет… за ней Сесили… а теперь Джек. Сейчас, как он выражается, колчан у него полный. А если б не я, никого из вас у него не было бы. Понимая это, я могу умереть спокойно. Так что не упрекай себя, малышка, что любила его больше, чем меня. Любовь не отмеряют. Она изливается. А разве можно запрудить или усилить этот поток? Помни всегда, Маргарет, что, дав ему большое счастье, ты дала его и мне. Поцелуй меня.
Маргарет чмокнула мать в щеку; ее холодная, липкая кожа испугала девочку.
– Мама, – сказала она, – я позову Мерси. Может, она поможет.
– Подожди минутку, милая. Мег… заботься обо всех. Маленький Джеки… он совсем еще младенец. И похож на меня. Боюсь, учение будет даваться ему труднее, чем вам. Заботься о нем… и о маленьких Бесс и Сесили. А утешать отца, Мег, я тебя не прошу, знаю, что его утешит уже одно твое присутствие. Как бы мне хотелось пожить еще… год или два… чтобы моя Маргарет не была таким ребенком. Ты доброе, умное дитя – таких умных детей еще не бывало… была бы ты только на несколько лет постарше.
– Мама… не волнуйся. Я буду все равно что двенадцатилетняя. Клянусь, буду. А ты поправишься. Ты должна поправиться. Как же мы без тебя?
Джейн улыбнулась и закрыла глаза; глядя на нее, Маргарет пришла в ужас.
Она выбежала из комнаты, зовя Мерси; но к умирающей вошла Алиса Миддлтон.
Спустя неделю Джейн умерла; и всего через месяц после похорон Томас созвал детей и сказал, что им недолго осталось жить без материнского присмотра.
Он хочет жениться на леди, способной позаботиться о них, обладающей многими достоинствами. Она не особо образованная, на несколько лет старше его, однако нет сомнения, что лучше нее мачехи для них не найти.
Звали эту леди Алиса Миддлтон.
Глава третья
Когда Маргарет исполнилось двенадцать, в жизни ее снова появился страх. Казалось, громадная туча все приближается, приближается и грозит окутать дом. Туча в облике человека громадного роста, мощного телосложения, с короной на голове. Маргарет еще в четырехлетнем возрасте научилась бояться королей. Пронесет ли эту тучу, как некогда уже пронесло подобную?
После того, как умерла мать, произошло многое. Семья Моров по-прежнему жила в Баклерсбери, но дом под властью мистресс Алисы стал совсем другим.
Он был, пожалуй, самым чистым в Лондоне; камышовые циновки менялись еженедельно, от них почти не пахло. Когда их выносили, приходилось просто подниматься наверх, а не уходить на весь день, давая слугам возможность убрать грязь. Алиса была в высшей степени практичной. Она точно знала, сколько кусков можно отрезать от бараньего бока и следила, чтобы отрезалось не меньше; слугам приходилось отчитываться за каждую порцию рыбы, за каждую булку. Вела строгий счет гостям, садившимся к обеду. Считала – и ожесточенно скандалила с мужем по этому поводу, – что каждый гость, учитывая стол, постель и отопление, обходится им в два пенса ежедневно. Семье выдавалось на год шесть свечей, и Алиса твердо заявляла, что если кто-то сожжет свою до конца года, то будет сидеть в потемках. Ключи от буфетной находились у нее; она следила, чтобы никто не выпивал больше своей порции эля или медового напитка. И держала весь дом в ежовых рукавицах.