— Справедливость — основа египетского общества, Серраманна. Фараон — первый слуга Закона, и он отнюдь не выше его.
— Другими словами, я не получу официального приказа.
— Неужели это помешает твоему предприятию?
— Понял, Великий Царь!
— Я не уверен, Серраманна. Следуй своим путем, но уважай других, я не допущу никакого бесчинства. Есть ли официальный приказ или нет, я ответствен за твои поступки.
— Я не буду ни с кем обращаться грубо.
— Дай слово.
— Имеет ли ценность слово пирата?
— Храбрый человек не нарушит своего слова.
— Когда я говорю «грубо обращаться», я…
— Твое слово, Серраманна.
— Хорошо, у вас оно есть, Великий Царь.
Чистота дворца была одной из главных забот Роме, управляющего Рамзеса, ответственного за комфорт фараона. Так что подметальщики, мойщики полов и другие труженики тряпки не бездействовали под присмотром дотошного писца, державшегося за свое место и желавшего понравиться Роме. Он проверял работу этих групп, немедленно вызывая того, кто не выполнял своих обязанностей, угрожая понизить его жалование при первом же нарушении.
С наступлением ночи писец вышел из дворца, сверкавшего, как зеркало. Уставший, изнывающий от жажды, он направился быстрым шагом к таверне, где подавали вкуснейшее пиво. Когда он шел по улице, запруженной ослами, гружеными сумками с пшеницей, мощная рука схватила его за воротник и заставила, пятясь, зайти в темную лавку, дверь которой захлопнулась. Служащий испугался так, что даже не вскрикнул.
Две сильные руки сжали его шею.
— Говори, подлец!
— Отпустите меня… Мне нечем дышать… Серраманна ослабил хватку.
— Ты ведь приспешник своего хозяина, а?
— Хозяина… какого хозяина?
— Роме, управляющего.
— Но… его работа безукоризненна!
— Роме ненавидит Рамзеса, не так ли?
— Я не знаю… Нет, нет, я не думаю! А я, я верный слуга царя!
— Роме большой любитель скорпионов, я уверен в этом.
— Скорпионов, он? Он боится их!
— Ты лжешь.
— Нет, клянусь, что нет.
— Ты видел, как он возится с ними.
— Вы ошибаетесь…
Сард начал сомневаться. Обычно подобное обращение давало превосходные результаты. Писец, казалось, говорил правду.
— Вы ищете… любителя скорпионов?
— Ты знаешь кого-нибудь?
— Друг царя по имени Сетау… Он проводит свою жизнь среди змей и скорпионов. Говорят, он разговаривает с ними на их языке, и они подчиняются ему.
— Где он?
— Уехал в Мемфис, где у него лаборатория. Он женился на нубийской колдунье, Лотус, такой же подозрительной, как и он.
Серраманна отпустил писца, который потер шею, счастливый оттого, что может дышать.
— Я могу… я могу идти?
Сард отпустил его жестом.
— Минуту… Я причинил тебе боль?
— Нет, нет!
— Иди и никому не говори об этом разговоре. Иначе, мои руки превратятся в змей и задушат тебя.
В то время когда писец удирал восвояси, Серраманна спокойно покинул лавку и задумчиво пошел в противоположном направлении.
Его чутье твердило, что управляющий Роме, сделавший карьеру слишком быстро, лучше всего подходит на роль злоумышленника. Серраманна не доверял подобным людям, ловко скрывающим амбиции за веселостью. Но он, несомненно, допустил ошибку, полезную ошибку, так как писец, возможно, подкинул ему хорошую подсказку — подсказку, ведущую к Сетау, одному из друзей царя.
Сард скривился в гримасе.
Рамзес ценил дружбу. Для него она была священна. Нападать на Сетау было рискованно, к тому же этот человек владел опасным оружием. Однако, получив эти сведения, Серраманна не мог бездействовать. Вернувшись в Мемфис, он с особенным вниманием отнесется к необычной паре, слишком хорошо уживающейся вместе с рептилиями.
— У меня нет никаких жалоб на тебя, — отметил Рамзес.
— Я сдержал свое обещание, Великий Царь, — подтвердил Серраманна.
— Ты абсолютно уверен?
— Совершенно.
— Каковы результаты твоих расследований?
— Пока никаких.
— Полный провал?
— Ложный след.
— Но ты не отступаешь?
— Моя забота — защищать вас… Уважая закон.
— Ты не скрываешь ничего важного, Серраманна?
— Вы думаете, я на это способен, Великий Царь?
— Разве пират не способен на что угодно?
— Я бывший пират. Нынешнее существование слишком нравится мне, чтобы я бесполезно рисковал.
Взгляд Рамзеса стал пронзительным.
— Твое главное подозрение не оправдалось, но ты будешь упорствовать.
Серраманна ответил утвердительным кивком головы.
— Мне жаль прерывать твои поиски.
Сард не скрывал своего разочарования.
— Я был сдержан, уверяю вас…
— Ты здесь ни при чем. Завтра мы уезжаем в Мемфис.
31
Роме не знал, куда деваться, настолько путешествие двора из Фив в Мемфис прибавило ему забот. У каждой госпожи должна была быть баночка с румянами, а у каждого господина удобное кресло, еда на борту должна была быть столь же отменной, как и на суше, а у льва и пса Рамзеса должна была быть разнообразная и питательная пища. И этот повар, который заболел, и мойщик, который опоздал, и прачка, неправильно распределившая белье!
Рамзес отдавал приказы, которые должны быть выполнены. Роме, мечтавший вести спокойную и сытую жизнь без особых хлопот, восхищался этим молодым, быстрым и требовательным царем. Конечно, он постоянно дергал свое окружение, казался нетерпимым, пылал огнем, грозившим спалить того, кто приблизится к нему. Но он приводил в восторг, подобно сильному соколу, который парит в небе, защищая его. Роме нужно было доказать свою пригодность, пусть даже пожертвовав своим покоем.
Управляющий с корзиной свежих фиг в руках появился на мостике царской барки. Серраманна преградил ему путь.
— Обязательный обыск.
— Я управляющий Великого Царя!
— Обязательный обыск, — повторил сард.
— Ты хочешь спровоцировать несчастный случай?
— У тебя совесть нечиста?
Роме, казалось, колебался.
— Что ты хочешь сказать?
— Или ты не знаешь об этом, и все для тебя кончится хорошо, или ты знаешь, и тогда от меня не скроешься.
— Ты сходишь с ума, сард! Раз ты такой недоверчивый, сам неси царю эту корзину. У меня еще тысяча дел.
Серраманна поднял белую ткань, прикрывавшую корзину. Фиги были великолепны, но не скрывали ли они смертельную ловушку? Он брал их одну за одной и выкладывал на палубу. Под каждой он ожидал увидеть агрессивно нацеленный хвост скорпиона.
Когда корзина опустела, ему осталось лишь снова заполнить ее, не раздавив при этом спелые плоды.
Прекрасная Исет была великолепна.
Она склонилась перед Рамзесом, как молодая девушка, видящая царя в первый раз и готовая вот-вот упасть в обморок.
Он поднял ее движением сильным и нежным одновременно.
— Уж не ослабела ли ты?
— Возможно, Великий Царь.
Ее лицо казалось серьезным, почти обеспокоенным, но глаза улыбались.
— Что-то заботит тебя?
— Позволишь ли ты довериться тебе?
Они сели на низких сидениях, близко поставленных друг к другу.
— У меня есть несколько мгновений для личной аудиенции.
— Долг царя настолько занимает твое время?
— Я больше не принадлежу себе, Исет, у меня больше дел, чем часов в сутках, это действительно так.
— Двор возвращается в Мемфис.
— Верно.
— Ты не дал мне никаких указаний… Должна ли я уехать с тобой или оставаться в Фивах?
— Догадываешься ли ты о причине моего молчания?
— Оно давит на меня, признаю.
— Я предоставляю тебе выбор, Исет.
— Почему?
— Я люблю Нефертари.
— И меня ты тоже любишь, не правда ли?
— Ты должна ненавидеть меня.
— Ты правишь царством, но понимаешь ли ты сердце женщины? Нефертари удивительное существо, а я нет. Но ни она, ни ты, ни боги не могут помешать мне любить тебя, каким бы ни было место, которое ты отведешь мне. Почему вторая жена не имеет права на счастье, если она умеет собирать все крупинки счастья, доставшиеся ей? Видеть тебя, говорить с тобой, разделить несколько мгновений существования — ценнейшая радость для меня, и я не изменила бы ничего.