— Но, живя почти в одиночестве, как я мог узнать об этом?
— Разве вдохновение поэта и болтовня слуг не служат вам источником информации?
Гомер поскреб белую бороду.
— Это весьма возможно… Неподвижность — это не препятствие. Ваше возвращение в Мемфис было желательно.
— Я должен был решить одну деликатную проблему.
— Назначение верховного жреца Амона, который не предаст вас, когда вы начнете действовать, я знаю… Удачно проведенное дело и, похоже, разумное. Выбор старика без амбиций свидетельствует о редкой политической прозорливости со стороны молодого правителя.
— Я ценю этого человека.
— Почему нет? Главное, что он подчиняется вам.
— Если Юг и Север разделятся, Египет будет разрушен.
— Забавная, но притягательная страна. К своему стыду, мало-помалу я привыкаю к вашим обычаям до такой степени, что начинаю менять вкус своего любимого вина.
— Заботитесь ли вы о своем здоровье?
— Этот Египет населен врачами! У моего изголовья побывали зубной, глазной и простой врачи! Они предписали мне столько снадобий, что я отказался их принимать. Только глазные капли, которые улучшают немного мое зрение… Если бы они были у меня в Греции, возможно, мои глаза остались бы здоровыми. Я туда не вернусь… Слишком много переворотов, конфликтов, вождей и царьков, поглощенных соперничеством. Чтобы писать, нужны комфорт и спокойствие. Приложите все усилия, чтобы создать великий народ, Великий Царь.
— Мой отец начал это дело.
— Я написал такие строки:
Сердца крушительный плач ни к чему человеку не служит: Боги судили всесильные нам, человекам несчастным, Жить на земле в огорчениях: боги одни беспечальны. Вы не избегнете общей участи, и, однако, ваши обязанности ставят вас над этим человечеством, подверженном страданиям. Разве ваш народ верит в счастье, наслаждается им и даже строит его не потому, что фараоны в течение стольких веков стремились к этому, сохраняя стабильность порядка?
Рамзес улыбнулся.
— Вы начинаете понимать тайны Египта.
— Не сожалейте о своем отце и не пытайтесь подражать ему; станьте, подобно ему, незаменимым.
Во всех храмах Мемфиса Рамзес и Нефертари совершили ритуал и, наконец, почтили присутствием верховного жреца города, обязанного координировать ремесленные школы, в которых учились гениальные скульпторы.
Пришел тот миг, который они мечтали оттянуть, — позирование. Царь и царица, сидя на троне, увенчанные коронами, со скипетрами в руках должны были оставаться неподвижными нескончаемые часы, чтобы позволить скульпторам, «дающим жизнь», выгравировать на камне изображение вечно молодой царской четы. Нефертари достойно вынесла испытание, в то время как Рамзес выказывал множество знаков нетерпения. На второй же день он заставил прийти Амени, не в силах оставаться в бездействии.
— Уровень паводка?
— Удовлетворительный, — ответил личный секретарь царя. — Крестьяне надеялись на большее, но служащие накопительных бассейнов настроены оптимистично. Мы не будем нуждаться в воде.
— Как дела у нашего советника по земледелию?
— Он доверяет мне административную работу и не показывается в кабинете. Он ходит от поля к полю, от хозяйства к хозяйству, решает тысячу и одну проблему день за днем. Это не обычное поведение для советника, но…
— Пусть продолжает! Есть возражения среди крестьян?
— Урожаи хорошие, амбары полны.
— Стада?
— Рождаемость увеличилась, смертность уменьшилась по данным последней переписи. Ветеринарные службы не сообщили ни о каких тревогах.
— А мой возлюбленный брат Шенар?
— Образец ответственности. Он объединил своих служащих, рассыпался в похвалах и призвал каждого служить Египту сознательно и ревностно. Он очень серьезно относится к своему посту, консультируется с советниками и с почтительностью относится к нашему другу Аше. Шенар становится ответственным работником и человеком дела.
— Ты всерьез, Амени?
— С управлением не шутят.
— Ты беседовал с ним?
— Конечно.
— Как он принял тебя?
— Вежливо. Он не возражал, когда я попросил его представлять мне еженедельный отчет о своих действиях.
— Удивительно… Он должен был бы выпроводить тебя.
— Мне кажется, он принял правила игры. В такой степени, что ты контролируешь его. Чего ты боишься?
— Не терпи ни одного нарушения с его стороны.
— Излишняя рекомендация, Великий Царь.
Рамзес встал, положил скипетр и корону на трон и отпустил скульптора, чей эскиз принимал форму. Нефертари с облегчением последовала примеру царя.
— Позирование — это пытка, — признал монарх. — Если бы мне рассказали об этой ловушке, я бы избежал ее! К счастью, наш портрет будет сделан однажды и навсегда.
— У каждой должности свои требования: Твое Величество не может не считаться с этим.
— Осторожнее, Амени, возможно, с тебя тоже сделают статую, если ты станешь мудрецом.
— С таким существованием, которое заставляет меня вести, Великий Царь, у меня нет никаких шансов!
Рамзес приблизился к другу.
— Что ты думаешь о моем управляющем Роме?
— Человек действенный и неуравновешенный.
— Неуравновешенный?
— Он бесконечно, дотошно влезает сам во все мелочи и ищет совершенства.
— Итак, он похож на тебя.
Задетый Амени скрестил руки.
— Это упрек?
— Я желаю знать, раздражает ли тебя поведение Роме?
— Напротив, оно успокаивает меня! Если бы все управление вело себя так же, у меня не было бы больше забот. В чем ты его упрекаешь?
— Сейчас ни в чем.
— Тебе нечего опасаться Роме. Если Твое Величество больше не задерживает меня, я побегу в кабинет.
Нефертари нежно взяла руку Рамзеса.
— Амени неизменен.
— Он сам себе государство.
— А как знамение, ты получил его?
— Нет, Нефертари.
— Я предчувствую его.
— Какую форму оно примет?
— Я не знаю этого, но оно приближается к нам, как всадник на всем скаку.
33
В эти первые дни сентября паводок был спокоен. Египет был похож на большое озеро, и то тут, то там виднелись холмы, увенчанные деревнями. Для тех, кто не был занят на стройке фараона, наступило время отдыха и прогулок на барках. Разместившись на возвышенностях, скот объедался заранее припасенным кормом. В других областях ловили рыбу.
В южной части Дельты, немного севернее Мемфиса, Нил доходил в ширине до двадцати километров, в северной части вода разлилась более чем на двести километров, река впадала в море, догоняя его по ширине.
Папирус и лотос разрослись, как в незапамятные доисторические времена. Веселые воды очищали землю, смывали всю нечисть и давали плодородный ил, несущий обилие и процветание.
Как и каждое утро с середины мая, смотритель спустился по ступеням ниломера Мемфиса, на чьих стенах были отметки в локтях 6, позволяющие измерять высоту паводка и высчитывать ритм подъема воды. В это время года уровень воды снижался почти незаметно, до того момента, как начинался явный отлив в конце сентября.
Ниломер походил на квадратный колодец из больших камней. Смотритель, боясь поскользнуться, спускался с осторожностью. В левой руке он держал деревянную табличку и рыбью кость, которая служила ему пером, правой он опирался на стену.
Его нога коснулась воды.
Удивленный, он замер и внимательно посмотрел на отметки на стене. Его глаза, должно быть, обманываются, он проверил, снова проверил и, поднявшись по лестнице, бросился бежать.
Главный смотритель каналов области Мемфиса с удивлением посмотрел на смотрителя, озадаченного ниломером.
— Твой отчет нелеп.
— Вчера я тоже так подумал, я снова проверил сегодня, нет никакого сомнения!
— Ты знаешь дату?