Были в представленном проекте и обстоятельные сведения об арабской поэзии и философии. «Я желал присовокупить примеры из словесности арабской, которой богатство, красоты необыкновенные и в изданной ныне знаменитым наставником в восточных языках бароном Сильвестром де Саси арабской христоматии и антологии собраны весьма многие извлечения из разных сочинений на арабском языке», — сообщал Голенищев-Кутузов в Академию [там же, л. 412–413]. К сожалению, инициативу его ждала неудача. Работа переводчика растянулась на десять лет и не была завершена. 25 октября 1841 г. Академия произвела с Семейкиным расчет за переведенные «20 3/4 листов» текста.
Академия содействовала знакомству русских читателей с популярнейшим в те годы американским писателем Ф. Купером, издав в 1832 г. его роман «Красный морской разбойник» в переводе А. О. Ишимовой.
Особую известность приобрело в России творчество французских писателей-романтиков. Их произведения читали и обсуждали в литературных салонах, покупали в книжных лавках, о них говорили на пятницах Жуковского, где бывали Пушкин, Вяземский, Крылов, Гоголь. Однако официальное отношение к новой школе французского романа было отрицательным. На произведения этой школы было объявлено гонение, ибо, как посчитали власти, их отличал «развратительный и вредный дух» политических направлений, восторжествовавших после июльской революции 1830 г. Их пресекали административно-цензурными мерами. Конечно, отношение в Российской Академии к новому направлению не было единодушным и однозначным. Так, на заседании 18 января 1836 г. М. Е. Лобанов выступил с официозной речью «О духе словесности, как иностранной, так и отечественной», в которой подверг нападкам французских писателей, в особенности представителей романтизма, пугая академиков «кровавыми явлениями французских революций». Суровый отпор Лобанову дал А. С. Пушкин. В своей статье «Мнение М. Е. Лобанова о духе словесности, как иностранной, так и отечественной», опубликованной в журнале «Современник» (1836, кн. 3), он защищал французскую литературу от нападок и подчеркивал, что русская литература никогда не являлась рассадником произведений, которые вели «к совершенному упадку и нравственность и словесность» и пояснял закономерность интереса к новому литературному направлению.
Учитывая громадный интерес русского общества к французским романтикам, Академия содействовала выпуску произведений О. Бальзака, Ш. Нодье, Д. Жирарден в переводе А. В. Зражевской. Интересна судьба этой женщины. Ее первые литературные опыты были высоко оценены В. А. Жуковским. На протяжении 30—40-х гг. писательница много переводила, писала литературоведческие статьи и печаталась практически во всех литературных журналах Петербурга и Москвы. Совершенно забытым фактом ее биографии является переписка с Бальзаком. В 1848–1849 гг. она пыталась издать собрание своих переводов знаменитого французского писателя. Во время пребывания в Петербурге Бальзак виделся с Зражевской. С конца 1840-х гг. из-за тяжелой болезни писательница отошла от литературной деятельности.
В 1835 г. Зражевская обратилась к президенту Российской Академии с просьбой разрешить напечатать роман Бальзака «Созерцательная жизнь Лудвига Ламберта». Несмотря на исключительную популярность Бальзака в России, ряд его книг был запрещен. Среди них. — входившая в «Мистическую книгу» и «Созерцательная жизнь Лудвига Ламберта». И тем не менее Академия издала переведенную Зражевской книгу. Более того — Шишков помог уладить недоразумения с цензурой. Этот перевод заслужил положительную оценку критики.
Интересен и другой перевод писательницы — «Пустынник Чимборасский, или странствия молодых колумбийцев» (1838). Ее автором был детский писатель Ж.-Б. Шампаньяк (1796–1858), известный под псевдонимами «Мирваль», «Габа», «Шанталь». Книга Мирваля — своеобразное художественно-историческое повествование, которое знакомило читателя с современным положением молодых американских государств, рассказывало об основных событиях войны за независимость патриотов испанских и португальских колоний против колониального гнета своих метрополий. Предлагая читателю много интересных сведений о далеком континенте, «Пустынник Чимборасский» вместе с тем пробуждал симпатии к делу независимости латино-американских республик. Немало теплых строк здесь посвящено и выдающемуся герою — «Освободителю» — Симону Боливару.
Книга Шампаньяка была напечатана в количестве 600 экземпляров по распоряжению непременного секретаря Языкова. Друг Пушкина, известный критик и писатель Плетнев, оценивая перевод и содержание книги, выражал надежду, что «книга эта… поступит в число любимых чтений детского возраста» [122, с. 73].
Русский читатель познакомился и с другими переводами Зражевской, изданными Российской Академией. Это — сочинение Ш. Нодье «Девица де Марсан» (1836) и «Детская библиотека. Леон, молодой гравер. Сочинение девицы Тремадюр» (1839–1840).
В свою очередь Франция 20 —30-х гг. была хорошо знакома с русской литературой. Там печатались переводы Ломоносова, Державина, Батюшкова, Жуковского, Карамзина, Пушкина. Особенно подробную информацию сообщал самый влиятельный и популярный в те годы журнал — «Ревю энсиклопедик». Публиковал свои обзоры о русской литературе и проживавший в Париже библиограф и историк Д. С. Полторацкий. Именно ему французские читатели обязаны своим первым знакомством с произведениями Пушкина.
Исключительный интерес французской общественности к русской литературе, а также к славянским исследователям вообще выразился в том, что в 1840 г. при Парижском университете была учреждена кафедра славянских исследований. Об этом факте Языков 13 июля 1840 г. сообщил академическому собранию.
Итак, мы видим, насколько значителен был международный авторитет Российской Академии. Ее исследования интересовали зарубежных ученых, а она в свою очередь знакомила русское общество с достижениями лингвистической и литературной мысли Запада той поры. Изучение комплексных проблем славистики, существенная помощь многим научным начинаниям ученых из Чехии, Словакии, Сербии, Хорватии сделали Академию ведущим международным всеславянским научным центром.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Два века отделяют нас от времени основания Российской Академии и полтора — с того времени, как она завершила свою деятельность. Пятьдесят восемь лет просуществовал «Российский Парнас». Его возникновение было обусловлено лучшими просветительскими традициями русской культуры, а также требованиями отечественной науки.
Создав нормативный словарь русского языка, Академия выполнила поставленную перед ней «Веком просвещения» историческую задачу. С ним навечно связали свои имена такие выдающиеся деятели русской культуры и науки, как Е. Р. Дашкова, И. И. Лепехин, Н. Я. Озерецковский, Д. И. Фонвизин, Г. Р. Державин, А. А. Барсов и др. Изданием этого словаря Академия утвердила свое право на существование, доказала, что она необходима. «Невысок был в ту пору уровень общественной образованности, тем не менее отовсюду, изо всех слоев общества были призваны живые силы для участия в предпринятом Академией труде», — так оценивал общенациональное значение первого начинания известный историк М. И. Сухомлинов [80, вып. 8, с. 366]. И «Словарь Академии Российской» стал вечным памятником Академии и русской культуры конца XVIII в. Вероятно, поэтому исследователей, обращавшихся к истории Российской Академии, больше привлекал ее первый, дашковский период.
Но после издания знаменитого словаря Академия существовала еще сорок семь лет. А эти годы — тоже история.