Вскоре появился еще один гонец. Хольгер и Эгиль доносили, что аквилонцы обложили замки мятежников, не дав тем присоединиться к воинству Торкиля. Однако из Немедии, где при начале мятежа грозили разразиться основные события, вестей не было. Армледер тоже канул в неизвестность.
— Однако, мой король, все идет во славу Митры и Короны. Наши удары отсекают одну голову чудища за другой. Начни мы на несколько дней позже… или удайся Торкилю его затея овладеть приграничными землями втихаря, эта опухоль начала бы разъедать королевство, словно чумная язва.
— Заткнись, Ройл. Все гораздо серьезнее. Я чую, нет, Кром! Я просто знаю, что нет ничего хорошего в войне, где все до поры идет слишком гладко. Нас будто подманивают поближе, чтобы прихлопнуть, как мух. Так что помолчи, дай подумать тем, кто умеет это делать.
Короткий, всего в три ладони, хищно изогнутый нож — любимое оружие заморийских грабителей на первый взгляд хорош лишь тогда, когда нужно перерезать горло истошно вопящему жирному купцу, не желающему расставаться с кошельком или пырнуть в темном переулке позднего прохожего. Но Диго знал, что умеющий с ним обращаться человек в схватке гораздо опаснее обычного воина хайборийской державы. Особенно если этот боец — замориец, про которых говорят, что они учатся резать горло своим ближним раньше, чем говорить. Именно такой нож был небрежно заткнут за пояс высокого надменного заморийца, требующего объяснить, куда делся их главарь.
Однажды Диго видел, как в одной из таверн трое стражников пытались схватить вооруженного одним только ножом грабителя, прибывшего в столицу Аргоса из знаменитого Аренджуна. Результат оказался поучительным — через несколько мгновений замориец неторопливо вышел на улицу, а трое стражников остались лежать на грязном полу, сжимая в руках оказавшиеся бесполезными короткие мечи.
Диго не любил заморийцев. За редким исключением они были отпетыми негодяями, готовыми вечером поклясться в вечной дружбе, а наутро продать друга первому встречному работорговцу. Поэтому он внимательно следил за движениями своего собеседника, готовясь к тому, что в любой момент нож может устремиться ему в горло.
— Если он решил исчезнуть, почувствовав, что здесь его ждет не веселая прогулка по окрестностям Аренджуна, а долгая война, то мне об этом не говорил, — резко произнес аргосец, намереваясь завершить разговор.
— В окрестностях Аренджуна ты бы не прожил и недели, Одноглазый, — прошипел в ответ замориец. — Еще раз говорю, что только смерть могла помешать ему прийти. В его комнате ничто не тронуто, убрано так, будто он там и не появлялся, но там чувствуется запах смерти. А если он умер, то где тело? Даже в Аренджуне люди не могут исчезнуть без следа.
— Да у меня самого из моего отряда пропал человек! — рявкнул Диго. — И не из худших. Но я не хныкаю, как малолетняя попрошайка! Можешь пойти к хозяину замка — услышишь то же, что я услышал: он ничего не знает. А вот и он сам. Ну, давай спрашивай! — Аргосец кивнул в сторону неожиданно появившегося во дворе Торкиля.
Замориец неуловимым движением скользнул к великому магистру и заговорил с ним. Торкиль отвечал коротко и раздраженно. Диго расхаживал невдалеке, стараясь не выпускать собеседников из поля зрения, и успел перехватить руку с блеснувшим ножом. Сжав ее, он крутнулся на пятках, и замориец, отлетев в сторону, покатился по камням внутреннего двора.
Вскочив на ноги, он выхватил из-за голенища сапога еще один нож и, зарычав, метнул в Диго. Аргосец успел уклониться, краем глаза заметив, что летящий нож вонзился в руку Торкиля, а в следующее мгновение короткий аргосский меч свистнул возле головы заморийца, срезав прядь волос и часть уха.
Строй на площадке сломался. К месту схватки уже бежали товарищи заморийца. Им преградил дорогу один из десятников Диго. Блеснули клинки, зазвенела сталь. По рядам наемников прошел неясный глухой ропот. Один из заморийцев упал со стрелой в спине, другому удалось достать ударом широкой сабли стоявшего на пути десятника.
Следующим выпадом Диго отправил своего противника в дом Хозяйки Судеб, развернулся и, сжимая окровавленный меч, гаркнул:
— Назад! Всем стоять на местах, Нергалово семя!
Это подействовало. Схватка прекратилась, не успев разгореться. Диго обернулся к Торкидю:
— Вам бы следовало успокоить их. Объясните, что вы не знаете, куда делся этот проклятый замориец.
— Я-то как раз знаю, — вполголоса ответил Торкиль, усмехнувшись, и, повысив голос, продолжил — Вчера из святилища Митры герцогов Пеллийских исчезли драгоценные вещи: золотые чаши с рубинами, которые, по преданию, держал в руках сам Митра, четыре светильника, диадема, усыпанная камнями и еще многое. И со вчерашнего дня никто не видел заморийца.
Диго обернулся к строю:
— Этот шакал оскорбил Митру!
Ему ответил возмущенный рев. Торкиль все рассчитал правильно. Большинство наемников были выходцами из западных стран, и почтение к культу Митры впитывалось ими с детства. Обвинив заморийца в краже, он разрешил сомнения и пробудил ненависть к святотатцу.
Торкиль повернулся к Одноглазому:
— А ты, почтенный Диго, тоже можешь не волноваться. Тот воин, что исчез из твоего отряда, — мой брат. Он служил в гвардии Черных Драконов и покинул аквилонское войско, чтобы присоединиться ко мне.
— Не знал я раньше, что он из Драконов, а то не было бы у тебя брата, — холодно ответил Диго.
Махнув рукой в некоем подобии прощального приветствия, Торкиль направился к замку. Диго ошарашенно смотрел ему вслед.
— Подводит тебя глаз, — наконец пробормотал он сам себе. Он отчетливо видел, как брошенный заморийцем нож вошел в руку хозяина замка и мог поклясться, что клинок пронзил ее насквозь. Но на руке Торкиля не было ни капли крови, ни пореза, словно единственный глаз аргосца ни с того ни с сего углядел совершенно не то, что происходило вокруг, а то, что проклятый стигиец называл «следами мыслей».
Он повернулся и начал отдавать отрывистые команды, нанося последние штрихи в продуманной системе обороны. Механики проверяли работу камнеметов, отряды заняли свои участки обороны. Со дня на день ожидался штурм, и нужно было организовать оборону так, чтобы в последний момент не возникло неразберихи.
Наверное, это был самый спокойный участок границы во всей Западной Марке. Самые кровожадные племена пиктов и в старые-то времена обитали куда севернее. Теперь же, когда стараниями Троцеро они были частью уничтожены, а остальные вытеснены вглубь джунглей, Боссонские Топи и земли Марки вздохнули спокойно.
Поселение было молодым — дерн, которым крыли крыши бревенчатых домов, все еще зеленел, а смола так и сочилась из любой щели, стоило солнцу хоть ненадолго пробить толщу свинцовых облаков. Жили тут и боссонцы, чьи деревни оказались сожжены в недавнем прошлом, и которые переселились поближе к королевскому гарнизону, и жители внутренних провинций, откочевавшие сюда, прослышав о прочном мире на границе, где полно свободных земель.
Костяк же поселенцев составлял гарнизон. Это было одно из тех военных поселений, которыми Аквилония отгородилась от беспокойных соседей. Жители его впрошлом были наемниками. И командир отряда Зорг, в жилах которого причудливо перемешалась кровь едва ли не всех хайборийских племен и народов, — лет пятнадцать назад не рискнул бы перейти границу Аквилонии, ибо немедленно был бы казнен за прошлые свои подвиги. Однако новые времена в королевстве породили новый тип офицера, а некогда могучий воин теперь едва ли не ежедневно ослаблял пояс и с грустной улыбкой созерцал, как растет у него совершенно мирное брюшко. И в движениях бывшего солдата удачи больше не чудилась его ратникам кошачья грация. Жирком подернулись некогда могучие мускулы, откуда-то взялась одышка. А в дни, когда Зорг вдруг отправлялся на площадку посреди поселка, желая поразмяться, стоило ему помахать мечом — на лбу мгновенно выступала испарина. Он не печалился, а лишь удивлялся, откуда берется столько влаги в некогда худощавом и жилистом теле, из которого испепеляющее шемитское солнце некогда не могло выдавить и капельки драгоценного пота.