Лично седлая своего коня у крыльца, Туран обернулся и поймал бегущую девушку сгибом локтя поперек живота.
— Ну что? — захныкала покорно повисшая Исая, подхватывая косу, чтобы не мазнула концом по влажным камням двора. — Я же оделась!
— Обуйся, солнце, — с доброй усмешкой напомнил князь.
Южанка, привыкшая к гладким чистым плитам на территории храма, ойкнула и вернулась в дом. Привычки надевать обувь у нее не было, как и вообще какой бы то ни было обуви до появления на Севере. Нежная кожа стоп была изранена, когда Туран нашел ее, ведь раньше она ступала лишь по мощеным улицам и раскаленному песку пустыни, который не мог нанести Храму никакого вреда.
Снова занявшись подпругами, мужчина тихо хмыкнул. Его рубашка с брючками смотрелась на ней вполне прилично, Исае, кажется, тоже нравится. Он решил, что это будет ее обязательным нарядом для выхода из дома.
Легкие почти неслышные шаги босых ножек сменились стуком подошв мягких полусапожек. Девушка явно была недовольна, но не так, как если бы испачкала ноги холодной скользкой грязью.
Исая недолюбливала лошадей, в основном, потому, что лошади не могли терпеть на себе такого суетливого наездника. Туран специально для нее объездил очень спокойную кобылку, которую вообще мало что в жизни волновало. Она выглядела несколько больной, потому что даже толком глаза не открывала, ее непросто было перевести в рысь, не говоря уже о галопе — лень в чистейшем ее проявлении. Зато Исая могла как угодно ерзать и вертеться в седле без опасения быть сброшенной. Вернее, это Туран мог не опасаться, что ее сбросят.
Негромко переговариваясь с близнецами, едущими по правую руку, князь придерживал поводья кобылы, намотанные на луку его седла. Так, на всякий случай. Исая со скучающим видом читала одну из купленных на ярмарке книг, мало внимания обращая на разговоры и окружающую местность.
Выехав на тракт, прибавили ходу. Южанке стало неудобно читать, поэтому она начала активно озираться. Многие поля уже стояли пустыми и темными, но ее восторг вызывали те, на которых еще переливались, как волны, неисчислимые золотистые колосья. Все никак не могла жительница пустыни привыкнуть к обилию зелени и к ее превращению в палитру всех оттенков алого и желтого. Посмотрев вверх, на по-осеннему яркое синее небо и слепящее солнце, она нахмурилась и, тихо хмыкнув, заносчиво отвернулась. Она больше не будет преклоняться ни перед кем, кроме своего сурового северянина. Ей нравилось быть с ним, и возвращения на Юг, в храм не хотелось. Пусть там почет и преклонение, ей больше не было необходимо видеть сгорбленные в поклонах спины. Чтобы ощущать себя божеством, было достаточно прямого взгляда одного гордого человека. Если бы ее брат узнал, на что она променяла жизнь в храме, свое предназначение и судьбу, он бы пришел в ярость и, наверное, убил бы Турана. Если бы смог. Любой из южан по мановению ее руки лег бы костьми ради выполнения приказа, но ей это больше не нужно.
С легкостью заметив краем глаза, как его женщина нахмурилась, а потом мечтательно заулыбалась, князь легко определил, о чем она думает. Когда найденная в лесу бесчувственной Исая попросила разрешения остаться в его доме до конца зимы, он лишь пожал плечами. Комнат много, ему никакого дела не было, кто в них живет, жалование позволяло содержать хоть сорок иждивенцев. Правда, ему не нравилось, что она поднималась на рассвете, грубила ему и издевалась над слугами. После совершенно незаслуженно отвешенной одной из служанок пощечины он ухватил ее за локоть и поволок в свой кабинет для разъяснительной беседы. Усмешка тронула его невыразительные губы, когда мужчина вспомнил, как девушка изумилась, не сумев выдернуть руку из его хватки. Но и сам он удивился силе, с которой она рванулась. Дальнейшее ему было мучительно стыдно вспоминать — красивая дерзкая женщина вывела его из себя, заставив в первый раз за очень долгое время повысить голос. Ее разгневанное личико с легким румянцем было так прекрасно, а его раздражение так сильно, что он заткнул ее, заткнул и одновременно наконец получил желанное тело. Он был груб, а Исая так боялась, что только жмурилась и как можно лучше делала то, чего он от нее хотел. Позже, когда было хрипло буркнуто извинение, она прижалась к его ноге, уткнулась лицом в бедро, пряча слезы, и дрожащим голосом еле слышно попросила больше ее не обижать. Девушка жутко боялась, нежданно найдя того, кто многократно вдруг превзошел ее в физической силе, и не могла даже применить дар, потому что не знала, что означают краснеющие от гнева радужки. Вздохнув, князь неловко потер подбородок. Он объяснял ей тогда, кем является, но у них не было общих слов, на Юге просто не существовало людей с такими способностями, она не могла понять и боялась. Но страх не помешал ей в середине зимы прийти к нему в спальню, молча обнять, крепко прижимаясь всем телом, а потом поднять голову и вовлечь его в головокружительный поцелуй. Он так и не понял ее мотивов, но после, уже почти весной, они стали не так уж и важны — когда князь тихо, спрятав лицо в сгибе ее шеи, признался и получил признание в ответ.
— Тура-ан, — наклонившись вперед, Исая заглянула ему в лицо, — я хочу пить.
Отцепив от седла тяжелую кожаную флягу, мужчина вручил ее своей избраннице и решил, что хватит с него на сегодня угрызений совести.
На обед не стали останавливаться, поэтому прибыли в нужное поселение еще до заката. Их разместили в казармах значительно поредевшего гарнизона, что Туран счел не самым лучшим знаком. Сняв в таверне лучшую из имеющихся комнат для себя и Исаи, он один отправился к озеру, оставив близнецов опрашивать местных и присматривать за южанкой. Она послушно таскалась за братьями, впрочем, без особенного энтузиазма, и старалась не наступать в особенно грязные места или лужи.
Неизвестная тварь появлялась только в темное время. Пропало несколько рыбацких лодок, коров и даже парочек, ходивших ночью купаться и веселиться, так же исчезли трое местных пьяниц, но тут нельзя было однозначно винить чудище. Отправленный на поимку отряд исчез бесследно — ни крови, ни следов на песке и иле, ни снаряжения.
— И почему господин пошел туда один? — хором вздохнули близнецы, девушка только фыркнула.
Туран вернулся быстро, недовольный и взъерошенный. На все вопросы встревоженных подчиненных только отмахнулся:
— Тропинка не расчищена, вся в кустах, не продерешься, — смеющаяся красавица в подтверждение вынула из его волос маленькую веточку с желтым листиком, — после заката все туда пойдем, будет интересно.
Плотно поужинав в таверне, бывалые позволили себе выпить вина. Близнецы и новички ограничились водой или квасом, как и князь. Еще не ставшие полноценными членами отряда парни дергались от каждого шороха и тихо шушукались между собой, повторяя все, чему их учили.
Когда выступили к озеру, было уже едва видно очертания предметов — безлунная мягкая ночь предстояла. Факелы не подводили, но Туран морщился — во-первых, его зрение никак не могло перестроиться из-за неровного освещения; во-вторых, открытый огонь вызывает нездоровый интерес у Исаи. Те, что уже бывали с главой отряда в довольно серьезных переделках, немного нервничали — он взял с собой меч, а это означало сильного противника. По особенной методике выкованный клинок, содержащий в себе немало серебра, был украшен множеством рун и мог убить любое существо, даже то, что уже было мертво. Это было последним немагическим орудием князя, самым мощным. Только близнецы знали, что дальше начнется настоящее, древнее колдовство, запрещенное и преследуемое. Дед Турана был колдуном, одним из последних, и никто не смел в его сторону даже смотреть, но вот отец не имел способностей и за деяния отца был лишен имения. Теперь же сам Туран, младший из княжеского рода и единственный унаследовавший колдовское умение, охотился на все, что не являлось нормальным, и благодаря этому смог вернуть себе и роду былую славу. Большая часть используемых им заклинаний может быть освоена любым крестьянином, для их активации нужно лишь начертить руну — это знали все, это не воспрещалось. Остальное не видел пока никто, даже его ближайшие помощники.