Выбрать главу

Не так давно... Не так давно пришла весть, что человек сей уже завербован и работает теперь на нашу разведку. Появился новый приказ... Ежели нам и удастся найти некоего пропавшего мальчика, он должен... Исчезнуть. Ибо теперь нам невыгодно его появление.

Знаешь что?"

Мне казалось, что кто-то огромный взгромоздился на мою грудь и нельзя ни вдохнуть, ни - выдохнуть. Человек же в выцветшей гимнастерке с раздражением вдруг взмахнул рукой и сказал:

- "Произошло преступление! Чудовищное преступление! Я сам - в молодости много чего натворил, но тут... Чистой воды уголовщина! Мы отпустили всех этих... С позволенья сказать - чекистов, хоть я и настаивал на Трибунале для любого из них! Такие люди позорят и меня, и - всех нас! У нас должны быть - Чистые Руки! Ты понимаешь, - Чистые Руки!

А когда детоубийцу выставляют нашим агентом... Увы, это - Ленинград и Ленинградская область! Там всем заправляют... всякие сволочи! Я ничего не могу тут поделать!

Ты меня понимаешь?!"

Меня будто ударили по голове. Люди с сожалением и ободреньем в глазах смотрели все на меня, а я вдруг осознал, что неправильно понимал все их взгляды. В горле у меня пересохло, я хотел что-то сказать, когда человек в выцветшей гимнастерке пробормотал:

- "Извини, что... Было у нас тут сомнение. Отдельные товарищи думали, что ты... убил этого Крафта. К счастью, у тебя есть свидетели, кои подтвердили, что ты ухаживал за Колей Крафтом до его смерти.

И еще одно. На будущее. Я готов поверить в то, что сын немецкого инженера-путейца откуда-то знает не только немецкий, но и английский с французским в придачу. Но родиться в Ташкенте, и не понимать простейших слов по-узбекски!? В другой раз - готовься тщательней! А держишься ты - хорошо.

Ладно... Посмотрим, поучим. Может и выйдет из тебя - какой толк. Крафтом я назвать тебя не могу, слишком уж ты не похож на сына того, с кем я пару лет прожил в ссылке. Поэтому...

Оформите на него - Кравцов. Кравцов Николай Иванович. Раз уж ты не смеешь звать тебя своим именем, - какая разница тебе - Кравцов, или Крафт?

Немногие из наших воспитанников похвастаются твоими манерами с выправкой. А сие - дорогого стоит!"

С этими словами человек в гимнастерке выудил откуда-то мой медальон и небрежно бросил его в мою сторону. Я сразу подхватил его и поспешил спрятать.

Когда меня выели из учительской, ко мне подбежал старый унтер Потапыч, коий ощупал меня со всех сторон, обнял, расцеловал и, тряся за плечо, почти что воскликнул:

- "Ну, - Граф! Ну, молодец! Глянулся ты! Глянулся самому Феликсу Эдмундовичу! Ты не думай, он же из благородных, - из НАШИХ! Такой же шляхтич, как ты.

Ему, - главное - чтоб Порядок! Чтоб... Ну, ты понял! Глянулся ты ему. Глянулся! Принимай отряд, Граф! Теперь ты - командир над всеми ребятами твоего возраста. Принимай отряд, Коля! Клаус..."

Я шел за Потапычем, а ноги у меня были, как ватные. Я шел и плакал, я знал, что - ВЕРНУЛСЯ.

Это - мой Дом. Это - то место, где еще нужны Рыцари. И придет день, когда мы наведем тут Порядок. А я найду их... Я их помню. Я помню взгляд Феликса Эдмундовича, коим он следил за мной, когда я смотрел на показанные мне фотографии.

У нас - что-то вроде негласного договора. Я выучусь и исполню любой Приказ Феликса Эдмундовича. А он мне отдаст всех этих. Всех - до единого. И смерть их не будет легка.

Ни одному из них я не пущу пулю в голову. Я... Я знаю, что я с ними сделаю! И с ними, и с их покровителями. Из этого... Из Ленинграда и области. А потом я поеду в Германию.

Мне очень нужно поехать в Германию!

Бейт

Жрица

The Enchantress

La Papesse

Die Hohepriesterin

Цикл Пользы - Зарождение

Валансьенн - 1147 год

Меня разбудили колокола. Я приоткрыл глаз. Сквозь слюдяное окошко пробивался робкий рассвет. А колокола били, звонили на все голоса: "Вставайте, вставайте, провожайте Героев на Правое дело!" Я отсюда услышал, как в городе распахиваются ставни, кричат петухи, да собаки брешут на такой шум.

Рядом со мною заворочалась моя жена. Ну... Не совсем жена. Я наследный граф Александер ван Геннегау живу с Ребеккой - дочерью торговца сукном Исаака из Валансьенна.

Это - не мезальянс. Я - младший из четырех сыновей моего батюшки и вероятность того, что из наследного графа я стану - граф истинный скорее теоретическая. Исаак же - самый богатый человек в моем городе. Я же градоначальник. Я охраняю гешефт и все привилегии моему тестю, он ссужает деньгами мою городскую управу.

Много раз кюре намекал мне, что - не стоит Бога гневить. Да - я христианин, она - иудейка. Я - Власть Светская в сием городе, ее отец Власть денег. Неужто нельзя крестить "эту жидовку и не подавать соблазн пастве"?

Много раз местный раввин заводил разговор, - "Все что Господь ни делает - все к лучшему. Ты любишь девицу, она любит тебя, душами вы прилепились друг к другу. Почему б вам, синьор, не прийти к Вере Истинной? Девица живет с вами в Грехе, что печалит ее благословенных родителей, а вам - все равно..."

Нет. Не все равно. Я - Рыцарь. А стоит мне принять Обрезание и конец. А я ничего, кроме как - воевать, не умею. Не приучен я к этому. Почитай с четырнадцати лет я в седле - служу моему Императору и Германской Империи. Пятнадцать лет я в седле...

Три войны. Пять шрамов. Однажды был взят в плен. Бежал. Сам взял в плен с десяток баронов противника. Получил за них большой выкуп. На деньги сии возвел Храм Пресвятой Богородицы и подновил стены моей родной крепости. Люди мои - молятся на меня. А я...

Я не могу найти себе места. Видите ли...

Все три прошедших войны мы - германские бароны вели с преступною, наглою Францией. Я сам - говорю по-французски. У моего города французское имя. Я лучше понимал язык моих врагов на сих войнах, чем моих командиров, присланных из Германии.

И вместе с тем... Французы, входя в наши - немецкие города, страшно в них зверствуют. Что делают с женщинами - и так ясно. Но они же ведь не оставляют в живых ни стариков, ни детей! Лишь пленных немецких рыцарей, за коих можно взять выкуп...

Господи, я спрашивал у кюре - люди ли это, иль - созданья нечистого, коий придал своему адскому воинству людской вид? Кюре лишь развел руками и отвечал, что всех франков ждет суровая кара за ими содеянное... Потом. На Страшном Суде.

Я не знаю... Я плакал, я исповедовался кюре, что я не готов ждать Конца Света. Вся эта французская мразь будет гореть у меня - здесь и сейчас, - за все слезы, страдания, Кровь моих подданных...

Всякий раз, когда я брал их ненавистные города, я жег их до тла, а жителей предавал огню и мечу... Я - Рыцарь. Я не могу и не желаю обрезываться, ибо тогда я не смогу мстить за всех НАШИХ...

Так и жил я до тех пор, пока к нам не пришла проклятая ОСПА. Меня, моего отца, старших братьев моих - Господь миловал, но вот милую матушку... Я рыдал, я молился, я бился головой об алтарь, чтоб Господь смилостивился и спас Ее - самую главную и любимую для меня Женщину...

Но она умирала... И тогда я дал Господу - самую страшную, последнюю Клятву: ежели мать моя встанет на ноги, я отправлюсь в Землю Обетованную Спасать Гроб Господень. И так как в Крестовый Поход христиане ходят без различия Крови и подданства, я...

Я - Дал Клятву, что - ради матушки я встану в один - общий строй с ненавистными нехристями из трижды проклятой Франции! Все слышали мою клятву. Весь город. Мой - подвластный мне город.