Мне требуется целая вечность, чтобы заснуть на диване, отчасти потому, что я держусь так долго, как могу. Потому что когда я сплю, мне снятся сны. А когда мне снится сон, я просыпаюсь с криками и бьюсь с дерьмом. Мне не нужно, чтобы я нравился Реджи, но мне нужно, чтобы она терпела меня настолько, чтобы не пытаться меня отравить. Если разбудить кого-то ударом кулака по лицу, мостов не построишь.
Черт, Лохлан был бы хорош в этом дерьме — до тех пор, пока он не переспит с ней. Он защитник по натуре и может заставить ее улыбнуться, и, возможно, он гораздо менее кровожаден. Но я скорее отпилю себе член, чем признаюсь Кэшу, что не могу справиться с этой работой. Протестовать, когда он ее поручает, — это одно, но отказаться сейчас — это провал, даже если Лохлан подходит лучше.
А я устал терпеть неудачи.
Я знаю, что все они винят меня в том, что с ней случилось. Может, сейчас они этого и не говорят, но раньше говорили. Это слова, которые нельзя взять назад, как бы ни повзрослели мои братья. Я никогда не забуду непоколебимую правду в глазах Кэша, когда он сказал мне, что это я виноват в смерти мамы. Я был недостаточно храбр, недостаточно силен, недостаточно мужественен.
Сейчас он скажет мне, что я был всего лишь ребенком, что это не моя вина. Но я знаю, я знаю, что в глубине души он все еще винит меня. По его глазам я видела, что это убеждение вытравлено в его психике. Если ты поверил во что-то всем сердцем, то уже не сможешь от этого отказаться.
Время ни черта не лечит.
Оно лишь дает ранам еще больше времени, чтобы загноиться.
Когда я, наконец, проиграл свою борьбу со сном и задремал, меня словно разбудил звук открывающейся двери. Инстинктивно я тянусь к своему оружию, зажатому между подушками дивана, и вытаскиваю его, открывая глаза. Сразу же заметив, что входная дверь закрыта, я поворачиваю глаза и целюсь в коридор, где Реджи выходит из своей комнаты. Я быстро кладу пистолет на место, пока она протирает глаза от сна.
На секунду меня поражает ее абсолютная беззаботность. На ней пара клетчатых боксеров, застегнутых на талии. Ее руки подняты вверх, а старая футболка сползает, открывая золотистый участок кожи. Ее волосы едва удерживаются в пучке, распущены и рассыпаются. Она выглядит… мягкой, как хорошо поношенные джинсы.
Потом она открывает свой чертов рот.
"Боже, я так надеялась, что мне привиделась эта новая жизненная ситуация". Она едва взглядывает на меня, зевая и пробираясь на кухню. Может, она ведет себя слишком непринужденно? Я смотрю на нее с подозрением, наполовину ожидая, что вместо кофе она достанет из шкафа базуку.
Я сажусь на диван и опираюсь на локти, наблюдая и ожидая. Она замечает и поднимает брови. "Qué quieres?"
Я поворачиваю голову в сторону и смотрю на нее. Она высовывает голову и повторяет свой вопрос. Столько нахальства. Но я замечаю, как она ковыряется в ногтях, а ее руки свисают по бокам. Она наслаждается перепалкой, лаем и ударами. Но молчание? Она чувствует себя неуютно.
Я задвигаю этот маленький кусочек информации на задворки сознания и встаю. "Не хочешь ли ты предложить мне кофе?"
Она делает паузу, чтобы наполнить кофейник у раковины. "Ты будешь держать свои руки подальше от меня?"
Я издаю сухой смешок и подхожу к ней. Она возвращается к наполнению кофейника. В ее плечах и шее чувствуется напряжение, когда она поворачивается ко мне спиной. Я прислоняюсь к столешнице и наблюдаю за ее работой, обводя взглядом каждый сантиметр ее обнаженной кожи, позволяя тишине затянуться еще немного.
Машина пищит, когда она включает ее и поворачивается ко мне лицом, имитируя мою позу у прилавка. "Почему ты мне не доверяешь?"
"Потому что мой отец нанял тебя", — отвечает она сразу же и без обиняков.
"Думаю, лучше спросить, почему ты не доверяешь своему отцу?"
Прежде чем она говорит, на ее лице появляется легкое разочарование, как будто ответ ей не нравится. "Потому что я думаю, что он убивает женщин — женщин из картеля — и использует меня и Верано, чтобы скрыть это".
"Почему ты так думаешь?"
Она смеется, отталкиваясь от стойки и покачивая пальцем. "Ты гладкий. Надо отдать тебе должное, Фокс". Она пересекает кухню и достает две чашки, затем банку с сахаром. Она озорно ухмыляется, темные глаза пляшут под ресницами, когда она смотрит на меня. "Сахар или цианид?"
“Black.”
She rolls her eyes. “You know drinking shitty coffee doesn’t make you any tougher.”
I nearly laugh, because it’s true. I got in the habit of drinking black coffee as a teen because I thought it was manlier, now I just prefer the taste. I disguise it as clearing my throat. “Back to my question, Cortez.”
She looks at me almost bewildered, like I’m crazy for even asking. “Why would I tell you? So you can go report everything I know back to my father?”
I beat her to the fridge. “That’s not what I was hired to do. But I know my word isn’t enough.” I hand her both the coconut milk and the soy milk because I know she likes a mix of them. “So, how about I help you find whoever is responsible?”