Ее молчаливое присутствие разрушает всякое подобие покоя, которое может принести одна паршивая сигарета. Я чувствую ее мягкие, полные жалости глаза на своей спине, словно пауки, ползущие по моей коже. "Если тебе есть что сказать, Кортес, говори".
"Мне жаль. Мне чертовски жаль". Ее голос густ от эмоций, но не дрогнул. "Ты мог умереть. Никакая информация не стоит этого".
Я набрасываюсь на нее, ярость, как печь, обжигает меня. "Думаешь, я злюсь, что мне пришлось сражаться? Позволь мне объяснить тебе кое-что. "1 Я затушил сигарету о подоконник и подошел к ней. "Я действую в мире, постоянно подвергаясь опасности быть убитым. Нет ни одного момента, когда бы эта угроза не существовала. Конечно, сегодня вероятность того, что я умру, была значительно выше, но я злюсь не из-за этого".
Ее брови сошлись. "Тогда почему ты злишься?"
Злюсь. Какое неадекватное слово для этого гребаного торнадо, бушующего внутри меня.
Я провожу рукой по волосам, пытаясь и не пытаясь сформулировать то, что я чувствую. Меня учили закапывать это дерьмо поглубже. Пытаться объяснить, что происходит в моей голове, груди и чертовом сердце, — все равно что пытаться говорить на языке, которого я никогда не слышал.
Я выдыхаю горячий воздух через нос и начинаю говорить, все еще подыскивая нужные слова. "Ты… почему мне так трудно тебя защищать?" В том, чтобы повысить голос, выместить всю свою ярость и разочарование на его источнике, есть свой катарсис. "Согласиться на жестокую расправу на глазах у бешеной толпы? Ты заблуждаешься, если думаешь, что я буду сидеть сложа руки и позволю тебе это сделать".
Она защищается: "Я защищала себя задолго до того, как появился ты!"
"В этом-то и проблема", — кричу я в ответ. "Ты думаешь, что плохие парни в этом мире такие же, как и плохие парни в твоем мире. Это не так. Они чертовы монстры. Можно подумать, ты видела достаточно трупов, чтобы знать, как избежать превращения в одного из них, но ты ни хрена не понимаешь".
Я тесню ее, но она отказывается отступить, глядя на меня с огнем в глазах.
"Я могла бы справиться с этим", — непреклонно заявляет она.
Я насмехаюсь, качая головой.
"Не надо насмехаться".
Прежде чем она успевает закончить фразу, я достаю из пояса пистолет и втыкаю его ей в лоб. "Ты думаешь, что ты такая крутая, да?" Ее лоб расслабляется под давлением ствола, но она глубоко сглатывает и сжимает челюсти. Я опускаю пистолет к ее грудине и говорю, провожая ее назад: "Думаешь, ты смогла бы с ними справиться?"
Я прижимаю ее к столу и щелкаю подбородком, чтобы она села на него. "Им было бы наплевать на тебя. Им плевать на твое удовольствие. Они бы взяли то, что хотели, не заботясь о том, причинит ли это тебе боль, сломает ли тебя". Я провожу стволом между ее грудей, получая удовольствие от того, как твердеют ее соски под платьем, и ее дыхание сбивается, когда я опускаю его ниже, к ее бедру. "Я не собирался стоять в стороне и позволять кому-то делать это с тобой". Костяшки пальцев побелели на пистолете, когда я опустил его под подол ее платья. "Единственный человек, который может заставить тебя кричать, — это я. Единственный человек, который может причинить тебе боль, — это я".
Я не уверен, что она вообще осознает, что раздвигает колени для меня. "Потому что когда я это сделаю, тебе это понравится". Ее бедра дрожат, когда я провожу по внутренней стороне ее голого бедра прохладным металлом своего пистолета. Ее дыхание становится глубже, а мой член твердеет, когда в поле зрения попадает ее покрытая кружевами киска. "Никто не будет заботиться о твоем удовольствии так, как я, маленькая угроза. Никто". Я прижимаю дуло к ее мокрым трусикам и стону от того, как она резко вдыхает. Она опускает подбородок, глядя на то место, где моя рука исчезает под юбкой ее платья.
Я беру ее за горло и заставляю поднять на меня глаза. "А теперь спусти трусики для меня". Ее глаза становятся большими и широкими. Я не могу отвести взгляд от ее лица, пока скольжу металлическим наконечником вверх и вниз по ее скользкой пизде, завороженный всеми крошечными выражениями, мелькающими на нем по мере того, как она осознает, что я собираюсь сделать. Продолжая свои мысли вслух, я говорю: "И тебе это понравится, маленькая извращенная шлюшка".
Ее рот приоткрывается, словно ответ пляшет на ее языке, но она закрывает его, впиваясь зубами в нижнюю губу, откидываясь назад и опираясь на руки. Я проталкиваю ствол сквозь ее складки и дразню ее вход. Складка между ее бровями углубляется, когда я ввожу в нее оружие. Ствол заполняет ее киску, заставляя твердые края упираться в ее внутренние стенки, и ее рот раскрывается на вдохе.