– Пусть придёт и скажет мне в лицо, что я ничтожество, что я негодяй. Сама. Слышишь?! Сама!
Забелин резко, без замаха ударил Тараса прямо в челюсть. Тот явно не ожидал и рухнул в коридоре на пол. Дмитрий подошёл и сел на корточки рядом с ним.
– Остыл, герой?! Никуда она не пойдёт! У неё на это нет сил, ни физических, ни душевных. Если тыне совсем дурак, то поймёшь, как больно ей тебя видеть.
Остапенко зашевелился. Дмитрий перешагнул через лежащего и вошёл вкомнату, открыл шкаф, стал доставать женские вещи и складывать в сумку. Тарас уже не пытался помешать,внутренне сдался. Он опустился на кровать и молча смотрел, как Забелин опустошает полку за полкой. Вещей оказалось не так много —всё больше книги, учебники, толстые тетради. Не забыл Дмитрий захватить и нехитрый собачий скарб: лежанку, миску, поводок.
– Это всё? – уточнил Забелин.
– Ещё в прихожей сумка и обувь в шкафу, – хмуро отозвался Тарас.
У двери Забелин задержался, надевая ботинки.
– Как она? – глухим голосом спросил Тарас.
– Надо же, всё-таки спросил! Я уже и не надеялся, – горько усмехнулся Дмитрий. – Плохо. Очень плохо. Ты сломал её.
И вышел, унося две огромные сумки.
– Мне нужно поговорить с ней, – уже не требовал, а просил Тарас.
– Она не хочет никого видеть, тем более тебя, – ответил Забелин и прошёл к лифту.
* * *
Сумки с её вещами Забелин поставилвозле кровати.
– Вроде всё принёс. Хотя проверь.
– Спасибо, – поблагодарила она отрешённо, даже не взглянув на него.
Волчок сразу узнал свой поводок и теперь радостно держал его в зубах, приглашая погулять.
– Может, погуляешь с ним? – предложил Дмитрий.
Он знал, что, хотя девушка ещё очень слаба,недолгая прогулка могла бы отвлечь её от грустных мыслей. Но Сима покачала головой и отвернулась к стене.
– Как скажешь. Хорошо, пусть сам на участке побегает. Забор высокий, авось не удерёт.
Дмитрию стало не по себе. Он привык к ней жизнерадостной, с искрящимся взглядом умных карих глаз, улыбчивой и задорной. Теперь перед ним была оболочка той, прежней Серафимы, жалкое её подобие.
– Сима, врача я отпустил. Но в доме есть помощница – горничная, она же кухарка. Зовут её Наталья Ильинична, можно просто Наталья. Если хочешь, она твои вещи разберёт.
– Спасибо, не надо. Я сама, – отозвалась девушка. – Вот посплю и разберу.
Она закрыла глаза и задремала. Забелин тихо вышел, забрав Волчка с собой.
Психолог, к которому он обратился, сказал, что сон – защитная реакция организма, что пусть она спит. И Серафима спала два следующих дня. Просыпалась, съедала тарелку куриного бульона, лекарства и снова засыпала.
В разговоре с Забелиным психолог ясно дал понять, что из такого депрессивного состояния выходят не так скоро: от месяца до полугода – как повезёт.«Мы не можем с точностью знать, что у неё творится на душе, о чём она сейчас думает. Ею пренебрегли, она потерпела фиаско как любимая и как женщина. Скорее всего, она ощущает свою ненужность и никчёмность. Я бы посоветовал окружить её заботой. Баловать, как балуют ребёнка или красивую женщину, если у вас, конечно, есть на это средства».
Дмитрий поблагодарил, уверил, что средств у него достаточно, и уже второго января в её комнате появилась массажистка с коробочкой ароматных масел. Сначала Серафимане соглашалась, но её убедили, что массаж входит в программу по её выздоровлению, и онауступила.
Женщинабегло осмотрела свою подопечную и, вздохнув, убрала обратно все благовония, оставила только обычный крем для массажа. Проводя процедуру, сокрушённо качала головой, просила потерпеть пациентку, растирая напряжённые мышцы. Новицкой было всё равно, что делают с её телом. Она не чувствовала боль – душевныераны ныли в разы сильнее…
Отлежавшись после массажа, Серафимавышла с Волчком. Одеваясь, она равнодушно прошла мимо зеркала, даже не взглянув на своё отражение, но Забелин уже был рад тому, что она встала с постели.
* * *
Никогда она столько не думала, как за эту неделю…
Как только сознание вернулось к ней и она поняла, почему она здесь, в особняке Забелина, жалость к себе накрыла её с головой. Вдруг не стало взрослойСерафимы Новицкой, осталась маленькая плачущая девочка, одинокая и беспомощная в этом мире. Девочка, которая искренне верила в любовь и доброту и которая поплатилась за свою веру. Сил не было даже на то, чтобы прекратить нескончаемый поток слёз. Взять себя в руки не получалось, да она и не пыталась, целиком отдавшись этой эмоции.
Наконец слёзы кончились, и на смену пришла лютая тоска по Нему. Обречённость жизни теперь без Него… Осознание того, что это – конец и его больше никогда не будет рядом. Тоска требовала выхода, и Серафима бросилась к дневнику, не в силах держать горечь в себе. Поток мыслей хлынул на бумагу, она едва успевала записывать.