Соболев с порога подхватил жену на руки и закружил по комнате.
– Антоха, ты меня сейчас уронишь! Я ж тяжёлая: пять кило с Мишкой набрала.
– Ерунда какая! – отмахнулся довольный супруг. – Я даже не заметил!
Покружив, он поставил Машу на пол.
– Ты знаешь, что Забелин никуда не уехал?
У неё открылся рот от удивления.
– Вот-вот, мы так же с мужиками сегодня отреагировали, когда он вошёл.
– А Серафима? Серафима где? Её телефон не отвечает.
– Маш, я не знаю. Я, конечно, спрошу Забелина, если хочешь, – предложил Антон.
– Конечно хочу! – не раздумывая, воскликнула Маша.
* * *
Тарас прервал свои занятия и на секунду замер, когда в его спальню вошёл Бородин.
– Я тут проститься зашёл, но, если ты не хочешь меня видеть, я пойму.
Остапенко был удивлён, что появление Стаса не вызвало у него ни ненависти, ни гнева.
– Да ладно, входи, коли пришёл.
– Мне было очень трудно…– начал Бородин и осёкся.
– Представляю.
Гость помялся и продолжил:
– Из команды я ушёл. К матери уезжаю.
– Что так? Мужики— не дети, поймут: со всяким может случиться.
– Тут не в них дело, а во мне. Даже если они и простят, мне-то от себя никуда не деться…
Тарас посмотрел в глаза Стасу: боль и надлом – не позавидуешь! Остапенко стало не по себе.
– Если тебе будет легче, я тебя простил, зла не держу.
– Спасибо, – грустно усмехнулся Бородин. – Я это понял, когда дело закрыли.
– Что делать будешь?
– Не знаю пока. Машины видеть не могу…
– Зря! Талантом тебя бог не обделил. Ты отличный пилот. И автоспорт – это твоё. Погоди рубить с плеча, дай стрессу уйти, потом придёт взвешенное решение. Ну а перемена места – она во благо. Тебе нужно с собой разобраться, Стас.
У Бородина задрожали губы.
– Спасибо. Если честно, не ожидал… Я тебе тут денег собрал.
– Матери отдай.
– Ей само собой. Возьми. Это, скорее, не для тебя, это для меня…
– Тогда возьму, спасибо.
– Ну, я пойду, наверное.
– Давай. Молодец, что зашёл.
И Тарас протянул руку. Бородин посмотрел в глаза и крепко пожал её.
После ухода гостя Тарас ещё минут пять лежал в тишине, в раздумьях, заложив руки за голову. Потом очнулся и вернулся к своим упражнениям.
* * *
Серафиме наконец повезло. Она нашла небольшую кофейню, куда пускают с собаками. Кофе был превосходным, с облачком сливок и дразнящим запахом. Волчок улёгся под столом, щекоча её ноги. Сима была рада, что осталась одна и могла спокойно погрузиться всвои мысли.
Откуда-то подкралась печаль, а потом и ностальгия накатила внезапно.Четвёртый день в Бельгии… Жизнь повернулась неожиданно, и все планы слетели в одночасье. Она понятия не имела, как будет жить дальше в чужой стране, не зная языка, чем будет заниматься. Она испытывала то странное чувство, когда одна дверь закрылась, а вторая ещё заперта. Состояние щепки, которую носит ветер, было так непривычно!
Она привыкала к Натану, но слишком медленно. Чуткая Серафима видела и ценила, как сложно ему держать с ней дистанцию, но ничего с собой поделать не могла: урывками воспоминания нет-нет да бередили рану. Глаза девушки увлажнились, и, чтобы отвлечься, она стала смотреть на заоконную жизнь небольшого городка. «Во всех сферах полная неопределённость… Остаётся одно: ждать, куда тебя вынесет этот поток, и не сопротивляться!»
Вот и сейчас она не сопротивлялась, когдапроходящий мимо кофейни сорокалетний мужчина вдруг замер у витрины, потом быстро вошёл, расчехлил фотокамеру и стал её снимать. Волчок заворчал и вылез из-под стола.
Серафима нагнулась и погладила своего защитника:
– Всё хорошо! Чего ты разволновался?
Пёс поднял морду и ткнулся носом ей в щёку: «Понял. Но если что – я рядом…» Удивительно, что собака не напугала фотографа. Он стал щёлкать с большим усердием, бормоча себе под нос: «Аdmirable! Мagnifique!»
Потом обратился к ней, но девушка ничего не поняла из того, что он сказал, кроме пары слов и его имени – Этьен Лепаж. Переход на английский тоже не дал результата. Серафима покраснела от стыда, чем опять вдохновила странного дядьку схватиться за фотоаппарат. Правда, теперь он жестами просил её повернуть голову чуть вправо или вниз и радовался, как ребёнок, когда она выполняла.
Наконец он от неё отстал, достал визитку, бисерным почерком написал на ней несколько строк и положил перед ней. Сима взяла, повертела в руке и положила в сумочку. Француз собрался уходить, попрощался. Она тоже кивнула ему и осталась допивать остывший кофе. Расплатившись, они ещё побродили с Волчком возле моста, прошлись вдоль реки и вернулись на площадь. Подойдя к такси, Серафима протянула водителю листок с адресом, который написал ей Натан, и они с Волчком сели в машину.