– Как же я устала, – очень жалобным голосом, прикусывая язык и дёргая губами, она сильно растянула фразу, для усиления эффекта, – почти месяц исследований и ничего! Может я зря за это взялась? Считала себя самой крутой, думала, что смогу во всём разобраться! Но я ничего не понимаю. Сначала выкидыш, потом Павел, теперь ты! Меня преследует череда невезений, которая заставляет… – больше Элистра не обронила слов, колючая боль застряла в середине гортани, не дав договорить. Совсем чуть-чуть осталось ей до срыва, который затмит все старания, что тратила она долгое время.
– Если я не успею, что они сделают с тобой? – поднимая красное лицо, доктор заметила возле правой кисти листочек, он лежал там ещё до того, как Элистра упала на перерыв.
Развернув к себе клочок бумаги, исписанный невнятными фразами с одной стороны и корявым рисунком с другой, она поняла, что труды не напрасны. Дрожавшей рукой и красным маркером Хару изобразила двух человечков, явно похожих на них с доктором. Они держались за руки, улыбались и говорили друг другу: «Привет!»
Переполненная несовместимыми чувствами, Элистра расплакалась, но не закричала. Свою слабость она красиво скрыла, проявив сильнейшую волю и стремление. С тех пор стало понятно, что в, несомненно, странном поведении Хару кроется что-то злое и страшное, но явно открытая симпатия девочки не может за ним скрыться. Почему врач продолжила наступательные движения в сторону раскрытия ужасно скованного, но невообразимо доброго ребёнка.
«День тридцать четвёртый. Сегодня случилось кое-что необычное. Да, что там говорить, Харухира просто ком каких-то странностей! Во-первых, неделю назад у неё выпал зуб, очень необычно для её возраста. Я думала, что молочный, но нет! Тот, что должен был его заменить, уже вырос. И почему предыдущий выпал, тоже непонятно.
Во-вторых, сегодня она впервые засмеялась. С чувством юмора у Харухиры тоже всё забавно. Они с Вайолет пили чай. Рыжая шкода опустила печенье в кружку. Оно упало, расплескав сладкую воду, облив Вайолет, подушки и пол. Это так сильно насмешило Хару, что её пришлось успокаивать.
В-третьих, да-да, это ещё не всё, маленькая впервые, повторюсь, впервые! Самостоятельно почистила зубы, даже смыла за собой. Правда, видимо, испугалась шума от бочка и, когда убегала, зацепила полку в ванной, из-за чего та разбилась. Но это мелочи! Принесу из своей комнаты…»
Дни стремительно летели. Новая семья, что самостоятельно образовалась вокруг заблудшей души, не оставляла надежду спасти девочку. На протяжении двух недель Вайолет приносила разные фильмы, которые с удовольствием, от начала и до конца, просматривала вместе с Харухирой. Доктор Элистра продолжала учить пациентку словам, фразам и немного углублялась в правила, приводя лёгкие, для понимания, примеры. Частые гости, кажется, нравились девочке, порою, она поднимала голову, при упоминании имени или звуке открывания электронного замка двери. Такие слабые, чрезмерно растянутые шаги, несомненно, радовали. Но с каждым разом, хотелось большего.
– Может стоит позвать Исмиру? – строя замок из небольших прямоугольных разноцветных деталек из плотного экологического материала, Вайолет затеяла разговор, сидя на полу, сложив ноги бабочкой, пока Элистра заправляла подушку в наволочку.
– Исключено.
– Но почему? Харухире же нужно больше общаться с людьми, чтобы…
– Исмира не тот человек, который может чему-то научить, – меняя голос с словом всё сильнее, женщина хмурила брови и сжимала сильнее губы, пока никто в помещении того не замечал.
– Да ну, она клёвая и весёлая. Не всем же быть таким правильным, как ты.
– Правильным. Точно! – озарившись, доктор, порхнув белоснежным халатом с запахом зимней свежести, убежала, оставив двух детей в комнате наедине.
– Тебе она обязательно понравится! – переведя задорные глаза на молчаливую подругу, Вайолет подмигнула, по-доброму, настолько, что один из тысячи ледников в тёмном океане растаял.
«День пятьдесят второй. Какое-то чудо, даже поверить не могу,» – её голос задрожал, впервые за всю историю записей: «Мы пригласили Исмиру, девочку из моей семьи. Она со странностями, но безобидная. Принесла кучу шмоток клубных, таких, что даже я бы в своём возрасте не надела. И пока они с Вайолет примеряли их, Хару… улыбалась, болтала ногами, иногда смеялась над шутками, вела себя, как совершенно нормальный ребёнок. А вечером, когда я укладывала её спать, заметила рисунок на столе. Мой портрет, да такой, что мне бы ни за что не удалось создать. Как за два месяца можно сделать такое? Да, над ним ещё предстоит много работы, но всё же… Хару не умерла, а лишь спит, её только нужно разбудить. Пойти за ней в эту бездну и достать, пока тьма полностью не пожрала всё человечное…»