Девчушка удобно устроилась на ковре около камина в спальне своего дедушки. Длинные светло-русые волосы заплетены в косу, веснушчатое лицо раскраснелось от жара (камин был раскочегарен сильнее разъяренного дракона), рукава бордового шерстяного платьица закатаны по локоть — ничто не должно отвлекать от важного дела! Старый хоббит в данный момент отсутствовал. Обязанности главы Шира не отпускали его, и порой до позднего вечера малышка просиживала здесь одна.
Она любила это место. Здесь всегда было тепло, сегодня даже слишком; можно безнаказанно вдоволь играть и разбрасывать свои игрушки где заблагорассудится. В центральном холле таких вольностей не терпели. Там обязательно кто-нибудь из многочисленных родственников, споткнувшись о деревянного гнома с заводным механизмом внутри, в крайне неодобрительной форме попросил бы следить за своими «улепётывающими игрушками», или старшие хоббитята присвоили бы самые любимые её сокровища. Девочка не любила, когда кто-то играл с заводными гномами, лиловыми волшебниками на шарнирах и, особенно, напальчиковыми драконами из латуни. Ко всем этим потрёпанным предметам детского развлечения она чувствовала неразрывное единение и родство — игрушки отгоняли тревожные мысли и служили связующей нитью между всё ещё чужим ребёнком и новой семьёй. Дедушка читал ей книги и учил новым словам, а в несмышлёной головке не укладывалось: почему здесь все говорят по-другому? В прежнем доме она не слышала подобных слов. Но девчушка уже делала успехи — пусть и не такие заметные, как у сверстников.
Скрипнув, дверь спальни немного приоткрылась. В комнату вошла хоббитянка с охапкой еловых веток. Это была та самая Доннамира, что пришла на помощь отцу в достопамятный апрельский вечер, когда семейство Туков получило от проезжего незнакомца нежданный дар. Она осторожно направилась к камельку, стараясь не наступить на многочисленные игрушечные «сокровища». Бросив две ветки в огонь, женщина оставила остальные в разных местах комнаты: на письменном столе у окна, между портретами в рамочках, в платяном шкафу. Вскоре помещение наполнилось ароматом еловой смолы и свежестью зимнего леса, на какое-то время вытесняя застарелый запах плесени. Доннамира приоткрыла форточку и присела рядом с пятилетней непоседой. По напряжённому, вспотевшему лбу девочки катилась капелька пота, нижняя губа была закушена, брови задумчиво сдвинуты, а в руках мельтешили части самодельного конструктора. Строительство замка из деревянных брусочков разнообразной формы и цвета поглотило её, малышка не замечала ничего вокруг, и Доннамира взялась помогать. Вместе они какое-то время возводили крепость.
— Знаешь, Нилоэла, — задумчиво начала разговор добродушная женщина, — а ведь в замке должна быть принцесса… Так ведь? — и подложила ещё один чёрный кубик к сторожевой башне.
— Нет, — тихо сказала девочка, прилаживая на место отвалившуюся створку ворот.
— А кого ты поселишь в замке? — живо поинтересовалась Доннамира.
— Королевскую семью, — не задумываясь, ответила Нилоэла.
— Тогда почему же принцессы там не будет? — недоумённо спросила хоббитянка.
Кроха подняла глаза и, поймав на себе заинтересованный взгляд старшей собеседницы, вздохнула:
— Я построю ей другой замок. В этом для неё нет места.
Доннамира не нашла, что ответить, вспоминая прошлое, — ведь в тот апрельский вечер именно ей пришлось успокаивать истерившего ребёнка. Нилоэла никак не могла, да и не хотела, утихать. Она переполошила все Великие Смиалы, а хоббитянка не сразу признала в девочке родню. Ещё бы — не каждый день вам на порог подбрасывают четырёхлетнюю малышку, якобы дочь вашего давно пропавшего родственника. Ребёнка нельзя было назвать точной копией Хилдифонса. Только светлая кожа и волосы, глаза цвета слабо заваренного чая да веснушки отдалённо напоминали Доннамире ушедшего братца. Но подобными чертами обладала половина Приречья!