На лице странника отчётливо читалось облегчение. Только сейчас Геронтиус обратил внимание на его внешний вид: серый неприметный дорожный плащ, краешек рыжей, почти красной бороды, заплетённой в косу, выглядывающий из-под скрывающего лицо капюшона. Когда-то добротные сапоги изрядно поношены, чёрные брюки местами залатаны, голубой камзол, перехваченный потёртым кожаным поясом, кажется выцветшим. Нежданный гость держался в седле свободно, разве что старался не сильно отклоняться назад. В тусклом свете уличного фонаря старый хоббит не смог разглядеть больше.
— Удача благоволит мне, — обрадовано выдохнул незнакомец. — Я надеялся найти любого хоббита по фамилии Тук, но чтобы сразу главу семейства!.. Это небывалая удача! — не переставал восторженно восклицать он, обращаясь скорее к себе, чем к собеседнику.
Из многочисленных окон норы начали высовываться любопытные носы домочадцев.
— Я весь во внимании, — произнёс с нетерпением Старый Тук, пытаясь наконец выяснить причину вечернего визита.
— Ах, да, — спохватился гость.
Он аккуратно вылез из седла и приблизился к тану.
— Может, пройдём внутрь, — предложил Тук, указывая рукой в сторону круглой красной двери с медной ручкой посередине.
— Нет, — поспешно отказался странник, — я надолго вас не задержу.
Произнося эту фразу, неизвестный осторожно снял со спины вещь, похожую на дорожный мешок, однако, как отметил полурослик, она была приспособлена для перевозки отнюдь не дорожного инвентаря. К тому же, хоть и не вполне доверяя своему зрению из-за старческой слепоты, Геронтиус с уверенностью мог утверждать, что у этого дорожного мешка имелись ножки! Маленькие, пухленькие, в вязаных серых чулочках и крохотных матерчатых сапожках!
«Да… Пора бросать столько курить…» — ошеломлённо подумал тан, но в следующий момент осознал, что кукольные ножонки — не плод затуманенного табаком разума и не причуды слабого зрения. На руках усталого скитальца, застенчиво пряча личико в складках его плаща, сидел ребёнок — маленькая девочка, на вид не больше четырёх лет. Глава Шира потрясённо смотрел на эту парочку и силился понять: чем же он может помочь?
Нежданный гость мгновенно прояснил ситуацию:
— Я должен оставить её вам, — заявил он и, не обратив внимания на заметно отвисшую челюсть почтенного хоббита, добавил: — Ответы на все свои вопросы вы найдёте здесь.
Протянув пришибленному старику пергаментный свиток, незнакомец ласково приподнял малышку за подбородок. Заглядывая в светло-карие, окаймлённые ореховыми ресницами глаза, он чуть дрогнувшим голосом произнёс:
— Tak natu yenet, filik, ye zir… tak khaz lena at suz yenetu. До встречи, птичка, будь умницей… пока наши пути снова не пересекутся, — и, лукаво подмигнув малышке, нежно обнял драгоценную ношу.
Кроха в ответ доверчиво прильнула к своему другу. Она не совсем понимала, почему он грустит. Ведь «chilik ghash» весёлое пламя или огонёк, так девочка его называла, никогда не унывал. Он был самым весёлым и жизнерадостным из всех, кого эта малютка успела узнать. Огонёк всегда смешил её, когда было грустно. А о скуке рядом с ним невозможно было и помышлять! Так почему же сейчас он так печален?
— Возьмите, — едва выдавил незнакомец, сдерживая слёзы.
Он протянул ребёнка в руки всё меньше понимающего происходящее старика.
— Берегите… — больше он ничего сказать не смог.
Стремительно вскочив в седло и развернув пони, незнакомец с силой сжал бока бедного животного, стремясь скорее покинуть приветливый край. Тем временем «птичка», несколько секунд потрясённо смотревшая как её лучший друг уезжает, поняла, что он за ней больше никогда не вернётся. Глаза малышки мгновенно наполнились слезами. Кроха, рванув вперёд, высвободилась из неудержавших её рук и, оказавшись на земле, даже не заметила, что подвернула лодыжку. Поднявшись, она собралась было бежать, но упала, подкошенная резкой болью. Слёзы хлынули нескончаемым солёным потоком. Отчаянный страх подтолкнул девочку вперёд, несмотря на повреждённую ножку, и она стремительно поползла в сторону удаляющегося «огонька».
В это время из норы выбежала светловолосая полноватая женщина. Заметив Геронтиуса, пристально разглядывающего какой-то свиток, она прокричала:
— Отец! — Старик вышел, наконец, из ступора и оторвался от пергамента. — Что здесь происходит?!
— Ребёнок, Мира! — испуганно воскликнул Геронтиус, указывая в сторону стремительно уползающей беглянки.
Хоббитянка сорвалась с места. Настигнув маленькую путешественницу, она взяла её на руки. Малышка была категорически не согласна с таким поворотом событий. Она отчаянно вырывалась, заливаясь слезами, молотила свою «захватчицу» грязными ручонками.
— Ну, ну, детка, полегче… — приговаривала Доннамира, пытаясь поудобнее ухватить извивающегося ребёнка.
В конце концов, ей удалось взять девочку под мышки. Крепко прижав к себе беспокойную ношу, женщина направилась к двери, в проёме которой их ожидала чуть ли не половина всего семейства Тук.
— Randa… randa. Вернись… вернись, — шептала девчушка осипшим голоском, вглядываясь в темноту, которая только что поглотила её «огонька».
Комментарий к Отклик прошлого
Доннамира http://yadi.sk/d/MSQW0RJZJiTnP
========== Лютая зима ==========
Саундтрек: «Bran brother — Dreaming of bag end (только гитара)»
Гостеприимна, приветлива земля Шира, залитый солнцем и теплом благословенный край. Каждое время года здесь, будто заботливая матушка, одаривает своих детей любовью и вниманием. Весна наступает рано, радует долгожданным теплом и бурным цветением. Лето — самая желанная пора для хоббитов. Именно тогда можно остро почувствовать ритм бытности этого жизнелюбивого народца: с конца апреля и до половины июля все помыслы земледельцев направлены только на поля да сады-огороды. Но в середине лета приходит праздник солнца — Солнцеворот. Тогда гулянья охватывают весь плодородный край и не прекращаются вплоть до сбора урожая. Особенно славится по всей Хоббитании Тукборо. Старый тан Геронтиус устраивает небывалый пир да ещё и волшебника приглашает! А тот тоже рад веселиться и с удовольствием тешит полуросликов фейерверками, от которых ночью светло, как днём. Народ танцует, пьёт и ест до упаду, ведь наутро можно отсыпаться до обеда и начинать праздновать по новой! В веселье полурослики не признают полумер. Но всему приходит конец. Так и праздник солнца передаёт бразды правления жатве.
Немного позже уже затейница-осень приносит с собой новые радости и заботы. Когда урожай собран, маленькие труженики вновь устраивают празднество. На этот раз масштабы более скромные по сравнению с Солнцеворотом. Оно и понятно — если увлечься, то можно встретить зиму с пустыми закромами. Вот и приходится затягивать пояса.
В начале ноября ударяют первые заморозки. Постепенно самое неприветливое время года опускается на уже отцветшую долину. Зимы в Шире зачастую мягкие, незлобные. В большей части Хоббитании даже снег не выпадает. Но бывают и исключения, такие как Долгая зима две тысячи семьсот пятьдесят девятого года третьей эпохи. Большие потери и страдания принесла она с собой — казалось, стужа выморозит всё население Эриадора. Но в тот страшный час Гендальф Серый, вышеупомянутый мастер фейерверков, пришёл на помощь народу Шира. И вот миновало уже сто пятьдесят лет, а он всё ещё незаметно приглядывает за полуросликами. Вдруг смертоносный холод вернётся?
Почти позабыты уже ужасы Долгой зимы, но этот год разбудит воспоминания. Придёт зима не менее безжалостная. Позже её окрестят «Лютой».
***
В огромном полукруглом камине из кирпича уютно потрескивали поленья. Центральный очаг большого холла Великих Смиалов теперь каждый день топился без перебоя. Кафельные полы покрыли красными самоткаными коврами и дорожками. Этой зимой даже нечувствительным ногам хоббитов было неприятно касаться ледяной плитки, и кое-кто после долгих сомнений всё-таки нашёл и надел носки. Впрочем, пусть вас не удивляет, что почти все смельчаки, отважившиеся натянуть этот непривычный элемент гардероба, щеголяли в разных по цвету и фактуре носочно-чулочных изделиях, ибо тонкое таинство ношения вышеупомянутых не каждому удаётся постичь! И всё же один житель Смиалов знал толк в ношении этого мудрёного элемента одежды. Более того, он даже носил обувь! Знающие люди могут возразить: «Но ведь хоббиты всё же носили башмаки. Например, Стурсы», — и будут правы. Но этот житель Приречья не мог с уверенностью сказать Стурс он, Фоллохайд или, быть может, Харфут? По правде говоря, он — а точнее, она, — ещё толком и не говорил. Хотя прошёл уже год, как малышка, привезённая в Смиалы поздним апрельским вечером, жила здесь.