— А парень крепкий, — разглядывал его подросток.
— Благодарение богу, смилостивился над ним.
— Ну, ладно, — сказал мужчина, — не след его тревожить. При нем побудь, Ивэйна. Если понадобится что, кликни. А вы ступайте отсюда.
И Ланселот остался вдвоем с Ивэйной.
— Это ты меня выходила?
— Не только я. Отец мой, и мать, и братец.
— Ивэйна… Тебя ведь так зовут? Прошу, позови ко мне своего брата.
Подросток вошел, присел у постели Ланселота на чурбак-стул, поглядел на рыцаря и, улыбаясь, ждал, что тот ему скажет.
— Послушай, молодец… Вчера либо позавчера было тут великое сражение, так?
Парнишка подивился его словам.
— Никакого сражения здесь не бывало.
— Ну, не здесь, может, а где подале…
— И подале не было. А вот битва была знатная, потому на Драконий замок напали. Какой-то лихой парень, Дарком зовут его, со своими людьми. А вел их рыцарь один. Его Ланселотом звали.
— Что же с ним сталось?
Паренек поерзал на чурбаке своем.
— Дак вот… не могу тебе про то сказать ничего. Сказывают, он в крепость-то первым ворвался, так порубили небось. Очень ведь долго его искали, ничего не нашли, по чему его б опознали.
— Гм… А скажи, как твое имя?
— Овэйном кличут.
— Скажи мне, Овэйн… битва та где была?
— Хо-хо, — засмеялся паренек и махнул рукой, — отсюда и четырех днях пути. Видно, и ты был там же? Право, не видывал я еще, чтобы так человека исполосовали!
— Я был там. А в каком платье и как я попал сюда?
— Платье? — засмеялся Овэйн. — Да на тебе все изодрано было в прах. Даже по сапогу топором рубанули. А сюда привез тебя конь твой, ты лежал поперек седла, и с обоих вас кровь текла.
— Конь мой… Он сгинул?
Тут откуда-то издалека такой грохот раздался, что, казалось, задрожал дом.
— Какое сгинул! — Овэйн зажал в зубах соломинку и озорно посмеивался, — Когда объявились вы, так и он чуть жив был, но оправился быстро. И ты тоже. Я для тебя косуль да фазанов в лесу подстреливал, чтобы суп тебе доставался покрепче.
— Спасибо, Овэйн. Коли выживу, в долгу не останусь.
— Вот и ладно. А теперь я пойду, ведь если не накормить коня твоего, он же дом разнесет. Эх, что за жеребец! Ну, я потом еще забегу, Ивэйна!
— Не ори, дурень ты! — прикрикнул на него мужской голос, и Овэйн, посмеиваясь, убежал. Вошла девица.
— Послушай, нежная и прекрасная лицом Ивэйна! Кое о чем спрошу я тебя — ответишь ли искренне?
— Я врать не приучена.
— Когда конь мой привез меня к вам?
— Тому уж… — Ивэйна считала по пальцам, — без малого две недели.
Ланселот оторопел.
— Что?!
— Верно. Да ведь, знаешь ли, в каком ты был виде? Двенадцать ран по телу всему и четыре из них, это отец мой сказал, — понимаешь? — четыре смертельных.
— Ивэйна! Приходил ли сюда седой такой человек?
Девица смотрела на него в удивлении.
— Нет. Кроме нас, никого здесь не было.
— А место это, где я сейчас… это владения Дракона?
— Ну что ты! — Ивэйна с улыбкой покачала головой и погладила Ланселота по здоровому плечу, — Этого не бойся! И не растравляй себя! Ох, как же плох ты был, когда приехал! Ничегошеньки себя не помнил и, о господи, — Ивэйна сцепила на груди руки, — днями целыми только на балки потолочные глядел, ресницы даже не шевельнулись ни разу, а уж про какие страсти сказывал! Все только меч да месть…
Ланселот медленно приподнялся на локте.
— Ты говоришь… веки мои не шевельнулись?
— Ну да. Так ведь… вон как тебя отделали. Еще и радоваться надо! Только мизинец на левой руке отрубили.
— Что?! — Ланселот поднес к глазам обвязанную свою руку, — На этой руке моей… только четыре пальца? Будь проклята эта жизнь! Да ведь еще одно такое сраженье, еще одна такая победа, и я уже сам — Дракон! — Он откинулся на набитую свежим сеном подушку и зарылся в нее лицом, — Что же со мною сделали!
— Ланселот…
Рыцарь застыл, потом, забыв, верно, о проколотом копьем плече, приподнялся, оперся на оба локтя.
— Ты… ты знала, знаешь, что я…
— Знаю, — кивнула Ивэйна ласково… — Ночами-то я ведь с тобою сидела. И ты про все рассказал! Ты же не в себе был.
— А остальные…
— Остальных это и не касается! Я так рассудила: вот поправишься и сам скажешь имя свое и звание… Твое это дело. Но уж только никак не мое.
Ланселот протянул левую руку и поманил Ивэйну к себе. И хотя сейчас его оставляли совершенно холодным женские чары, не мог он не заметить красоту и стройность Ивэйны, ее робкую силу.
— Слушай, Ивэйна, внимательно, потому что надо мне о важном спросить тебя. Как желаешь ты меня называть?