Я оглядела класс. Они слышат, о чем мы говорим, почему никак не реагируют? Даже сидящий впереди меня Вадик равнодушно играет в телефон. Может, это Заринины штучки-дрючки?
-То есть Игоря этот дух будет преследовать до самой смерти? – практически шепотом спросила я.
-Нет. Дух будет защищать его всю жизнь. А после не только его, но и его семью. У призрака и своих дел полно, по пятам следовать не будет. Лишь иногда захочет появиться. Ну и при опасности. Вот наш семейный дух – Жорик нам достался от прапрадеда. Мужа Устиньи. Жорик был привязан к прапрадеду. После смерти дедули привязался к Афанасии. Затем, когда умерла прабабушка, ко мне. Бабулю и маму почему-то проигнорировал. Привязан дух к одному человеку, а защищает всю семью. Если человек не медиум – то он видит защитника, как и Игорь, в отражении и по полнолуниям. Но остальные члены семьи смогут разглядеть призрака, только если он придет к ним на помощь во время опасности.
-Дух будет защищать и моих родителей? – вопросил Игорь.
-Нет. Только тебя. А когда ты обзаведешься женой и детьми – их тоже.
-Странно как-то.
-Нормально! – весьма злобно отреагировала Зоря.
Дверь в кабинет хлопнула и вошла мрачная физичка.
-Здравствуйте! Не вставайте! – повышенным голосом произнесла она.
Первые два урока прошли быстро. Я надеялась, что третий урок, моя любимая литература, протянется как можно дольше.
Из-за того, что Зимова ушла к бабушке в архив, Игорю пришлось сесть ко мне, так как у меня отсутствовал учебник. Я из-за этого конкретно напряглась. Когда мы на расстоянии или хотя бы в метре друг от друга мне думается легче. Я менее напряжена. А тут… За одной партой между нами было минимальное расстояние. Я старалась отодвинуться как можно дальше, но так, чтобы Хорьков ничего не заподозрил.
На уроке мы изучали жизнь и творчество Осипа Мандельштама. Я на самом деле больше любила прозу, чем стихотворения, но анализировать стихотворные произведения мне нравилось всегда.
Моя скромная личность редко поднимала руки на уроках, однако Элла Геннадьевна сама меня спрашивала. На этот раз случилось тоже самое.
-Надежда, прочитайте и проанализируйте стихотворение Мандельштама, «Нотр Дам».
Я тяжко вздохнула. Перебарывая себя, немного придвинулась к Игорю и приблизила к себе учебник. Мне было ужасно некомфортно во время прочтения «Нотр Дама», однако я, кажется, справилась. Также выполнила анализ стихотворения. Учительница покивала на мой монолог, а после нарисовала в журнале пятерку.
Вновь отодвинулась от Хорькова. Положила учебник обратно ровно на середину. Автоматически взглянула на Игоря и заметила его странный взгляд. Сердце сделало кульбит. Я от неожиданности чуть не отлетела от несчастного друга куда подальше. Но хорошо, что сумела сдержать себя. Мне удалось не грохнуться со стула на пол. Я, дабы он ничего странного во мне не заметил, ненавязчивым голосом спросила:
-Как тебе мой анализ стихотворения?
-Нормально, - пожал он плечами. – Я в этом не разбираюсь, поэтому и оценить не могу.
Я важно покивала и замолчала. Принялась слушать анализы других учеников. Они справлялись не особо хорошо. Да, моих одноклассников книжки интересуют в последнюю очередь.
На последнем стихотворении свой выбор учительница остановила на Игоре. Друг читал «За гремучую доблесть грядущих веков…» хоть и с выражением, но без особого интереса и страсти. Анализ получился у него скомканным, о чем и сообщила ему Элла Геннадьевна. Одноклассник на это не обиделся, а лишь понятливо кивнул.
-Пока оценка «три», Игорь. Старайся больше, - сказала учительница.
Я решила дать совет своему другу.
-Перед уроком найди в интернете анализы стихотворений, которые мы будем изучать. Прочитай их и будешь знать, что говорить.
-Ты что, так делаешь? – поразился парень.
-Нет, - улыбнулась я.
-На следующий урок последую твоему совету, - в ответ улыбнулся Игорь. – Посмотрим, как этот лайфхак подействует.
15 глава. Нежданно-негаданно.
После любимой литературы шла ненавистная математика (гуманитарий я, с этим ничего не поделаешь). Я лениво положила блокнотик в рюкзак, а после принялась ждать Игоря. Он почему-то собирался медленно. Практически весь класс уже опустел, а Хорьков все еще запихивал с завидным упорством учебник в рюкзак.