Выбрать главу

А премьер-министр Великобритания хитроумный Ллойд Джордж? Разве мог он кого-либо, и тем более Ленина, обмануть двуличной, фарисейской игрой в либерализм и миролюбие?

Нет, лидер английских либералов был волком в овечьей шкуре и отличался от Черчилля разве только тем, что тот действовал более прямо и открыто.

Локкарт грешил и против своей совести. Честно говоря, обвинять он должен был прежде всего самого себя. Страсть к авантюрам составляла его вторую натуру. Он с юности был готов ввязаться в любую авантюрно-детективную историю и стать ее главным двигателем. Чтобы столкнуть его с орбиты, нужны были мощные противоборствующие силы. А вместо них на пути все время встречались такие, которые продолжали толкать в заданном направлении.

И лучшее свидетельство того, что жизнь Локкарта могла сложиться только так, а не иначе — его собственноручные записи, исповедь перед самим собой.

В детстве и юности Локкарт слышал рассказы людей, близко стоявших к семье, о поездках в Африку, Австралию, Индию, Индокитай, на Малайю, на загадочные острова Тихого и Индийского океанов, куда английские колонизаторы импортировали насильственную «цивилизацию» и законы белых джунглей.

Именно на подобных путешествиях и воспитывался Локкарт-авантюрист, писавший о себе:

В моей бурной жизни случай играл неподобающую ему крупную роль. Я сам виноват. Я никогда не пытался стать господином своей судьбы и всегда поддавался воздействию импульса наиболее сильного в данный момент. Пока счастье мне благоприятствовало, я с радостью принимал его дары. Когда оно отстранялось от меня, я переносил его немилость без жалоб.

Мне знакомы часы раскаяния и сожаления… Разочарования не исцелили меня от романтики, которой заражена моя кровь. Я подчас сожалею, что совершил некоторые поступки, но угрызения совести испытываю только по поводу того, чего не сделал…

Образование Локкарт получил в Берлине и Париже. Упорно изучал языки. Преклонялся перед творчеством Гейне, чье «Лирическое интермеццо» знал наизусть, и сам писал стихи. В Берлине увлекся дочерью офицера германского флота. Катался с ней при свете луны на парусной лодке в Вендзее. Вздыхал над стаканом пильзенского пива на террасе кафе в Шлахтензее. Своей избраннице он напевал самые модные сентиментальные песенки Вены и Берлина.

После трехлетнего пребывания за границей я вернулся в Англию, чтобы приступить к подготовке к экзамену на должность государственного чиновника в Индии…

И вдруг все приняло совсем неожиданный, но отнюдь не неприятный оборот.

В рождественскую ночь ему показали депешу из Петербурга, извещавшую, что русское правительство согласилось на его назначение вице-консулом в Москву. И новые чувства нахлынули на Локкарта. Россия — это, пожалуй, не хуже, чем Индия или Малайя. Страна загадок! Русские боярыни… Русские цыганки… Русские тройки… И освященный веками, хранящий глубокие тайны московский Кремль с Царь-пушкой и Царь-колоколом.

Да, новое назначение его вполне устраивало!

Москва… В уме моем промелькнула одному мне изо всех чиновников в то время известная Россия. Россия романов Мерримена, с приключениями, опасностями и романтикой…

Мое прибытие в Москву совпало с приездом английских нотаблей[9], которых русское правительство пригласило в 1912 году посетить обе столицы. Еще до того, как депутация добралась до Москвы, некоторые члены ее были вынуждены вернуться восвояси, не вынеся тягот петербургского гостеприимства. Оставшимся, в том числе и мне, предстояло еще справиться со значительно более тяжеловесным московским…

На третий день оно завершилось исполинским банкетом у Харитоненки, московского сахарного магната… Харитоненки жили в большом дворце напротив Кремля, на правом берегу Москвы-реки…

Локкарт горестно вздохнул. Если ему не изменяет память, обед начался, когда вице-консул был уже сыт по горло холодными закусками, и продолжался почти до полуночи.

С ним вряд ли совладал бы и сам Гаргантюа! Но и на этом лукуллов пир не кончился: предстояло сидеть до утра, чтобы осилить ужин.

После обеда — танцы и музыка, потом — бал, затем — на тройках с меховыми полостями на Стрельну, по Тверской, мимо Брестского вокзала, мимо знаменитого ночного ресторана «Яр» — в Петровский парк. Выпивали и закусывали и во дворце ресторана «Стрельна»… Там хлопали пробки из-под шампанского и восхитительно пел цыганский хор…

Там все высшие сановники, все миллионеры Москвы.

вернуться

9

Нотабли — почетные лица, представлявшие местное население в разных совещательных собраниях при колониальных властях.