Шмидхен принес мне письмо от Кроми… Я всегда опасался провокаторов и поэтому внимательно осмотрел письмо, но оно было действительно написано рукою Кроми… В письме Шмидхен рекомендовался как человек, услуги которого могут быть полезны[14].
Локкарта успокоило поручительство британского военно-морского атташе в Петрограде. Чрезвычайно осторожный, он вручал рекомендательные письма только самым надежным, проверенным людям, которые уже работали на английскую разведку и доставляли важные сведения, подтверждавшиеся при проверке.
После событий 6 и 7 июля Локкарту не давал покоя призрак учреждения, размещенного в доме 11 по Лубянке. С этой проклятой ЧК надо быть начеку. И как ни приятна неожиданная встреча с двумя латышами, которые как бы предвосхитили его намерение прозондировать почву среди латышских командиров, Локкарт держался сверхосторожно.
Он справился о цели визита. Шмидхен объяснил, что хотя латыши и поддерживали большевистскую революцию, но они не намерены более сражаться за Советскую власть. У них теперь только одно желание — вернуться на родину. Однако она оккупирована немцами… Поэтому они хотели бы столковаться с союзниками насчет освобождения Латвии. У них нет охоты сражаться на Архангельском фронте против генерала Пуля, и они перебегут к нему, если их туда направят.
Может ли Локкарт добиться у Пуля, чтобы их не расстреляли союзники?
Это предложение заслуживало внимания и было понятно. Я посоветовал им самим послать кого-нибудь к генералу Пулю. В этом отношении я могу оказать им содействие. Мы сговорились, что они придут завтра… Я переговорил с французским консулом генералом Гренаром и военным атташе генералом Лавернем, и мы пришли к выводу, что предложение латыша является, по всей видимости, искренним, и особого вреда от того, что мы направим этих людей к Пулю, вероятно, не будет…
Гренар настоятельно советовал вступить в переговоры с Берзиным, избегая, однако, всего, что могло скомпрометировать нас самих…
Путь от Хамовнических казарм до центра Москвы Эдуард проделал пешком. Комиссар Петерсон несколько раз предупреждал: надо добраться до гостиницы «Националь» так, чтобы об этом не знали не только его артиллеристы, но и вообще ни одна душа, кроме них двоих.
Поэтому Берзин, шагая по улицам и переулкам, нарочно удлинял путь, делая крюки и петли, проходил через дворы, выжидая за калитками, и следовал дальше, лишь убедившись, что за ним никто не следит. Из головы не выходила беседа со Шмидхеном.
Почему он намекал на какие-то близкие связи с англичанами? На то, что они могли бы помочь Латвии освободиться от немцев и стать самостоятельным государством?
Берзин тоже мечтал о независимой Латвии, но ему и в голову никогда не приходило, что родина должна ждать помощи от англичан.
Когда Шмидхен сказал, что неплохо было бы установить сотрудничество с британским посланником Локкартом и что у него есть к Локкарту рекомендательное письмо от английского военно-морского атташе Кроми, Берзин насторожился.
Он решил сразу же доложить обо всем комиссару дивизии Петерсону.
Петерсон, выслушав Берзина, согласился, что здесь дело не совсем чисто, просил об этом не рассказывать и пообещал принять меры.
И вот — вызов к заместителю Дзержинского Петерсу.
Всякий раз, когда Берзину казалось, что за ним увязался какой-то подозрительный субъект, он останавливался, читал афишу на тумбе или заборе и пропускал незнакомца мимо, наблюдая краем глаза, не замедлил ли тот шаг. Много, очень много встречалось на пути всяких афиш. Подальше от центра попадались даже такие, которые приводили Берзина в веселое расположение духа.
Им, по-видимому, никто не интересовался — прохожие спешили по своим делам. Дребезжа, шли мимо старые обшарпанные трамваи. Выкрикивали последние новости газетчики.
Москва жила своей жизнью, храня оспины от пуль и щербины от осколков снарядов на запущенных, с обвалившейся штукатуркой и облезлой краской фасадах домов и каменных оград.
Берзин ускорил шаг, разбрызгивая солдатскими сапогами лужи в выбоинах тротуаров после вчерашнего дождя. Чем ближе к центру, тем оживленнее становились улицы, но обрывки старых афиш и плакатов встречались даже в самом центре.
Здесь было труднее обнаружить слежку: прохожие сновали взад и вперед. Людской поток двигался по кривому и грязному Охотному ряду с убогими одноэтажными зданиями, лабазами, лавчонками мелкой галантереи, по Тверской, покрытой щербатым булыжником.
14
На сей раз память изменила Локкарту: он перепутал тех, кто явился к нему с визитом. Берзин впервые пришел к нему вместе со Шмидхеном (Яном Буйкисом) 14 августа. Сам же Шмидхен познакомился с Локкартом на несколько дней раньше, когда приходил к нему с Яном Спрогисом.