Выбрать главу

Берзин вскочил и по-военному опустил руки по швам.

— Если это доверяется мне, оправдаю доверие.

— Мы нисколько в этом не сомневаемся. Иначе бы я тебя и не вызывал. Садись, садись! Чувствуй себя как дома. Мы ведь, помимо всего, земляки. Хочешь чаю? Только извини — с сахарином.

Берзин сел, но от чая решительно отказался. А Петерс, подлив из солдатского жестяного чайника и тщательно растворив в спитой, желтоватой заварке таблетку сахарина, стал инструктировать Берзина по деталям предстоящей операции. Время от времени он откусывал крепкими зубами от ломтя черного остистого хлеба.

«Тоже довольствуется осьмушкой по карточке, — подумал Берзин, внимательно слушая Петерса. — Говорят, и Дзержинский, и Свердлов, и даже Ленин сидят на карточной норме».

— Учти, эти господа не лыком шиты, — говорил между тем Петерс. — Нам известны хитроумные штучки Локкарта, который строит из себя святошу, а сам запустил щупальца во все концы России, не гнушаясь ни белогвардейцами, ни эсерами. Но все это — недоказанные агентурные сведения. Все требуется доказать фактами и документами, чтобы припереть иностранных дипломатов к стене. Голыми руками не возьмешь — подымут скандал на весь мир, обвинив нас в нарушении дипломатического иммунитета, попирании международного права. Ни одного дипломата нельзя даже задержать, пока он не пойман с поличным. А попробуй-ка его поймать!

— Да, все это сложно, — согласился Берзин.

— Вот именно! И тебе придется самому стать дипломатом. Не думай, что это легко. Одна ошибка, одно неосторожное словечко, одно движение мускулов на лице могут выдать сокровенные мысли, а ты не должен, не имеешь права выдавать. Иначе провалишь все дело. Больше того! Получишь пулю в затылок от Савинкова или его людей. Савинков, после того как мы ликвидировали его «Союз защиты родины и свободы», скрылся от ареста. Он и его уцелевшие сообщники продолжают действовать в подполье и несомненно связаны с иностранными миссиями, которые их финансируют. По нашим данным, где-то возле них крутится и Рейли, «король шпионов». Он всякий раз появляется в разном обличье, с подложными документами, и нам до сих пор не удалось напасть на его след. Это самый предприимчивый, умный и решительный враг…

Петерс критически оглядел обмундирование Берзина и неодобрительно покачал головой.

— Я передам Петерсону, чтобы тебе выдали с дивизионного склада все с иголочки. Перед тем как принять участие в операции, — продолжал Петерс, — загляни-ка в журнал «Столица и усадьба». Скажу Петерсону, чтобы подобрал комплект. Особое внимание обрати на придворные приемы, обеды, посещение особами императорских фамилий и вообще людьми высшего круга парадов, спектаклей, балов, карнавалов, скачек, благотворительных вечеров. Там, брат, все подробно расписано: кто в чем был одет, как ходил, какие слова произносил. Тебе этот этикет, светская болтовня и разные там церемонии даже не снились. А все это надо знать! При случае вставишь: «Был, мол, я как-то на параде по случаю тезоименитства его императорского величества». И Георгиевские кресты твои произведут впечатление.

— Надо их найти, эти кресты и медаль. — Берзин улыбнулся. — В прошлом году засунул куда-то…

— И не только кресты. Надо еще подыскать подходящую квартиру. К тебе захотят прийти, посмотреть, как ты живешь. Квартира должна быть не менее трех комнат, ближе к центру. Не пугайся — расходы за счет ЧК…

Петерс прищурился, весело взглянув на Берзина, и добавил:

— А в квартире для приемов чтоб стояло трюмо. И все такое прочее.

Берзин с усмешкой поглядел на свои красные натруженные руки, не раз таскавшие снаряды, собиравшие и разбиравшие орудийные замки.

Яков Христофорович словно прочитал его мысли.

— Это ничего, Эдуард! Пожалуешься им. Большевики, мол, заставили заниматься черной работой. У них лозунг: «Кто не работает, тот не ест». Вообще, и в мелочах и в главном показывай, что разочаровался в большевиках. Думал, мол, они помогут освободить нашу Латвию и превратят ее из царской губернии в суверенное государство, согласно их лозунгу о самоопределении народов. А они оставили Латвию на съедение немцам. Сейчас, может, и хотели бы, да уже не смогут ничем ей помочь. Сами на ладан дышат. Положение их — хуже некуда!