— Заул, сейчас из окна чердака по нас будут стрелять, надо сползать вниз, — сказал я.
— Ничего, товарищ командир! Честное слово, они берут высоко, — пошутил Заул.
Через несколько секунд застрочил пулемет. Предположение Заула подтвердилось. Пули ударяли по трубам и по верху крыш. Мы быстро спустились вниз. Эсеры прострелили у меня фуражку, а у Заула — гимнастерку. Сами же мы остались невредимыми. Внизу положение оставалось прежним. Разрешения открыть огонь не было.
Около одиннадцати взволнованные стрелки и командиры обратились ко мне:
— Товарищ командир! Сколько еще времени мы будем для них живыми мишенями?
Безуспешно попытавшись получить разрешение, я в одиннадцать скомандовал открыть огонь. Буквально через две секунды полетели снаряды. Третьим снарядом наводчик Карл Заул поразил пулемет в окне чердака. Следующие попали в дом.
Артиллеристы вели огонь так быстро, что казалось, будто вместо одного орудия, стреляют несколько. Эсеры затихли. Выпустив шестнадцать снарядов, мы прекратили огонь. Пехота пошла в атаку. Сопротивления не было. Мятежники разбегались.
Убежавшие эсеры оставили трофеи. Нам достались совсем новые пушки с приборами. Получили для батареи и пулемет.
…Берзинь[2] превосходно выполнял мой план, и прерывать его исполнение не имело никакого смысла… Орудия Берзиня были наведены прямо в окна дома Морозова. После ликвидации мятежа выяснилось, что в это время происходило заседание ЦК левых-эсеров.
Ровно в одиннадцать орудие, которое Берзинь выкатил на прямую наводку, открыло огонь. Снаряд разорвался в комнате, находившейся рядом с той, где происходило заседание. Второй снаряд там же. Следующие выстрелы картечью были направлены на крыши и балконы. Разрывы гранат произвели ошеломляющее впечатление на участников заседания. Они вмиг оказались на улице и разбежались в разные стороны. За предводителями последовало и войско.
Первый латышский стрелковый полк вместе с первым легким артдивизионом двинулся вперед, занял здание и освободил Дзержинского, Лациса и Смидовича. Левые эсеры бежали так поспешно, что не успели даже снять часовых. По другой версии, они замышляли захватить Ярославский вокзал, но появление латышей заставило их поспешно исчезнуть.
Ровно в двенадцать командир Первой бригады Дудынь сообщил по телефону, что левые эсеры бегут, о чем я тотчас доложил по телефону товарищу Ленину.
Мы вернулись в штаб округа. Для преследования эсеров на грузовиках был послан резервный инженерный батальон.
В то время как первый полк Латышской дивизии с артиллеристами дивизиона Берзина действовал против штаба и основных сил мятежников в Трехсвятительском переулке, другие части Красной Армии, наскоро сформированные коммунистические рабочие отряды вместе с большевиками — делегатами съезда Советов выбивали левых эсеров из других улиц, переулков, кварталов, ключевых зданий, которые успели захватить восставшие.
Еще ночью Интернациональный отряд Бела Куна с помощью посланных по распоряжению Ленина латышских стрелков из кремлевской охраны изгнал мятежников из здания почтамта и телеграфа у Мясницких ворот. Недолго продержались они и в здании ВЧК и на телефонной станции. К полудню седьмого рабочие отряды уже очистили Курский вокзал, разоружали последние эсеровские боевые дружины, задерживали бегущих, обыскивали эсеровские клубы в Замоскворецком, Рогожско-Симоновском и Басманном районах, арестовывая тех, кто там скрывался. По всей Москве и вокруг нее были расставлены патрули. Без двойной проверки не пропускали ни одного автомобиля в радиусе пятидесяти верст от центра столицы.
Над Москвой еще тлело кровавое зарево последних пожаров разгромленного мятежа, а в Кремле, в здании Судебных установлений, уже начала работать Особая следственная комиссия, облеченная чрезвычайными полномочиями.
Как одного из свидетелей по делу о мятеже комиссия решила допросить и Эдуарда Берзина. Его имя попало в газетные отчеты о ходе следствия. Их с интересом читали и друзья, и враги.
Эдуарду Берзину никогда и в голову не приходило, что он человек необыкновенной судьбы. Он удивился бы, если бы кому-нибудь вздумалось сказать такое, хотя в его короткой жизни произошло уже немало необычайных событий.
Берзин верил в себя. Он знал, что найдет выход из любого неблагоприятного стечения обстоятельств и не станет слепой жертвой игры случая. До сих пор многое в жизни складывалось так, что судьба и впрямь словно покровительствовала ему. Это началось с самого детства, которое прошло на окраине Риги, в Задвинье, в доме тринадцать по тихой зеленой улице Шкерсу.
2
И. И. Вациетис называет командира первого легкого артиллерийского дивизиона Берзинь (от латышского — «березка»). Сам Эдуард Петрович с 1918 года всюду писал и произносил свою фамилию без мягкого окончания.