Резким движением Эдвардс подвинул кресло. Казанский сел, чувствуя, что надвигается что-то неладное.
Дальнейшее развернулось в стремительном темпе.
Эдвардс снял со стены икону, приобретенную у Казанского, и строго спросил:
— Это ваша икона?
Теперь Казанский понял, что предстоит объяснение, но какое — еще в толк не брал. Он лихорадочно соображал, как выйти из положения, как сохранить хотя бы внешнее чувство достоинства.
Он взял икону из рук Эдвардса, провел по ее поверхности пальцами, перевернул доску и признал:
— Когда-то была моей!
— Именно ее я купил у вас за тысячу долларов. Не правда ли?
— Она самая…
Каждое его слово записывалось на магнитную ленту, а каждый жест снимался скрытой кинокамерой. Эдвардс резко сменил тон:
— Я хотел бы, Евгений, расторгнуть сделку! Вашу икону осмотрели эксперты… Они признали ее подделкой! Когда я могу получить обратно мои доллары?
Казанский продавал доллары валютчику, которого навел на него Нейхольд. Эдвардс совершенно точно знал, что его доллары уже давно ушли.
Вступил в разговор и Нейхольд.
Он сухим, деловым тоном проинформировал, что по законам той страны, где они находились, подделка произведения искусства каралась очень и очень сурово.
Казанский снял пиджак, часы с руки и предложил все это взять у него в залог. Эдвардс усмехнулся и усадил его в кресло.
— Мы понимаем, — начал Эдвардс, — художнику, чтобы стать известным, нужно много денег! Холсты, краски, представительство… Зачем же, Евгений, добывать деньги с таким риском? Продавать подделку за подлинник… Это опасно! И еще опаснее продавать доллары!
— Успокойтесь! Я предлагаю вам более простой и легкий способ заработать деньги! Много денег…
— Шпионаж?
Эдвардс пренебрежительно отмахнулся от вызова в голосе Казанского.
— Зачем так громко? Маленький и безобидный бизнес… К вам обратится советский гражданин с просьбой что-то передать… Придется передать посылочку. Кому? Мы скажем в свое время… Абсолютно безопасно!
— Что я должен буду передать?
— Оставьте! Это менее опасно, чем торговать иконами…
— Коньяк, виски? — спросил насмешливо Нейхольд.
— Виски! — с сердцем ответил Казанский.
Он наконец почувствовал, что с ним играют, как кошка с мышкой, что этой силе, этому давлению он здесь ничего противопоставить не может.
Оставалась какая-то надежда затаиться и… Но и здесь Эдвардс отсекал ему пути.
— Мы не берем у вас подписки! Вы, должно быть, читали в романах о шпионах, что при вербовке берется подписка… Но это в романах. Я надеюсь, вы понимаете, что, если нам понадобится, мы вас найдем! Теперь пароль… Его назовут вам… Вставят в какую-нибудь фразу… Вы знаете, что такое пароль?
Нейхольд взял со стола икону. Повертел ее в руках, как бы в раздумье проговорил:
— Ангел пустыни… Эффектно! И ошибки не будет! Кому в голову придет употребить такие слова?
— Для подтверждения: «Привет от Эдвардса!» — добавил Эдвардс и встал, давая понять, что разговор закончен.
Казанский вернулся в Москву растерянным. Но шло время, а к нему никто не обращался, прекратились в мастерскую и визиты иностранцев, будто кто обрезал!
И вот Эдвардс в Москве. Второй раз, пять лет спустя… Под чужим именем!
Я возвращался из Сибири в полной уверенности, что наши товарищи уже нашли Шкаликова. Ан нет! Герасима Ивановича Притыкова нигде не значилось. Мы сузили площадку левобережьем Оки. Всего лишь несколько отделений милиции.
В книгах прописки Притыков не значился. Товарищей начали одолевать сомнения. Он же мог назваться проводнику любым именем. Как же его искать? Василий Сретенцев, товарищи из областного управления разъехались по отделениям милиции и опрашивали участковых, показывая им фотографии Шкаликова.
И вот нашли! Один из участковых довольно удаленного от областного центра отделения милиции признал по фотографии Шкаликова. Мне позвонил об этом ночью Василий, я сел в машину и к утру был уже в районном центре, откуда мы решили ехать все вместе… Кто-то предложил вперед выслать участкового, проверить, не спугнем ли мы кого-нибудь.
Я был против всякой задержки. И без того поиски затянулись. Если бы Шкаликов был похитрее, найти его было бы вообще невозможно! Весенние переводы нам явно помогли, помогла Ока своими разливами…
Так или иначе, встреча со Шкаликовым надвигалась, и мне хотелось видеть его лицо, его фигуру, его реакцию в первую секунду встречи. Все это было крайне важно. Что-то подсказывало: мы вышли на значительный след.
Большое село на берегу Оки.
У третьего дома с краю участковый сказал шоферу, чтобы он остановил машину.
— Здесь он квартирует, у бабки Анисьи! Кто пойдет, я или вы? — спросил он нас.
Пошли я и Василий. Василию я строго наказал быть предельно собранным. Человек может испугаться, а как видно, он из пугливых, не разобравшись, может выкинуть любую неожиданность. А может испугаться и всерьез, не без оснований. В такую минуту и за топор, и за ружье схватится, а ружье стреляет и в обратную сторону. Не застрелился бы!
Василий постучался. На крыльце соседнего дома сидел старик, играл с кошкой.
— Вам Притыкова?.. Герасима Ивановича? — спросил он.
— Его самого! — ответил Василий.
— Съехал он! Тому уже боле недели прошло!
Мы переглянулись с Василием.
— Совсем съехал? — уточнил Василий.
— Кто же его знает! Не прощался, не докладывался! Емкий ответ. И осуждение в нем, и характеристика нрава необщительного.
— Вы все же достучитесь! — сказал я Василию. — Осмотрите избу… Может, что-то из вещей его осталось, может быть, хозяйка знает, куда съехал… В правление! — приказал я.
— Стоп! — воскликнул участковый. — Поедем к Рыжикову! Он тут каждого и всякого знает.
Съехал! Больше недели назад… Я лихорадочно рассчитывал, не совпало ли это каким-то образом с тем, что Василий расспрашивал проводников. Тогда это ошибка, страшная ошибка. Только намек, что кто-то ищет — и исчез! Тогда выходит, что он боялся нас? Однако Василий не представлялся! Да, но он шел от переводов! Если бы он нас боялся, не стал бы и переводы делать! Не стал бы! Не от нас он прятался! Не от нас! Сама Шкаликова могла в любое время за эти пятнадцать лет начать поиски. По переводам-то могли искать только от нее. И никому она о них не говорила. Найти их след могли только мы… Стало быть, его спугнуло что-то другое?
Что?
Остановились у дома Рыжикова. Он увидел в окно машину и выбежал, на ходу надевая портупею. Обедал.
Участковый выскочил из машины. Начал с места в карьер:
— Привет, Рыжиков! Притыкова знаешь? Герасима Ивановича? Где он?
— Уехал!
— Куда?
Я вышел из машины.
— А долго ли он жил здесь? — спросил я Рыжикова.
— Давно он здесь… Сразу и не вспомню… Лет десять жил… Проводником он устроился на железную дорогу. Его уже спрашивали.
На улице собирались любопытные. Я взял Рыжикова под руку, он настороженно отстранился, я увлек его в дом. Участковый шепнул:
— Из КГБ… полковник. Так что, Рыжиков, рассказывай!
— А чего мне скрывать? Пришлось мне тут один протокол составлять… На человека, больного алкоголем… Так этот, кто спрашивал его, Гусейнов Хасан Хасанович, свидетелем записан… Он в гости к Притыкову приезжал… Не застал его!
Я вынул из кармана рисунок дочки Шкаликова.
— Похож?
— Есть сходство…
— Откуда известно, что он Гусейнов?
— По паспорту, товарищ полковник! — ответил Рыжиков, даже с некоторым недоумением, что я задал такой наивный вопрос.
— Вы видели паспорт?
— В протоколе и номер записан, и адрес.
Оставался еще один вопрос. Подробности меня сейчас не интересовали. Главный вопрос.
— Притыков уехал до приезда Гусейнова или после?
— До Гусейнова он уехал.