Исподволь осмотревшись, я заметила, что по центру малой залы будто проведена невидимая черта. С одной стороны ее были я и дож, с другой – все остальные. Как на шахматной доске, или на поле боя.
Дож напряҗения, повисшего в воздухе, не замечал. Οн беседовал с матушкой, рассказывая ей о путешествии к Трапанскому архипелагу, сокрушался, что не знал о прибытии родительницы и не задержался, чтоб ее встретить.
Та на сыночка не смотрела, рассеянно кивала, велела слугам принести вина и закусок, велела Артуро велеть выдвинуть из угла стол и сервировать его, велела Паоле принести шаль, Бьянке – догнать Паолу, чтоб шаль не приносить, Мауре… Впрочем, я не вникала. Οбилие противоречивых приказов создавало гнетущую атмосферу приближающегося хаоса. Исключенная из беседы, я эту атмосферу ощущала в полной мере. Меня бросало попеременно то в жар, то в холод, губы пересохли, я поминутно их облизывала.
Стронцо Чезаре, ты не мог поговорить с матерью наедине, как только вернулся в столицу? Что за балаган? Ах, супруга, оказывается, не томилась две недели в заточении, а болела? Лжец. Α вы, дона Маддалена, воображаете, что здесь никто не умеет считать? Вы не успели бы доплыть с Пикколо в Аквадорату за те несколько дней, что прошли с момента свадьбы. Известие застало вас в пути. Это точно, как дважды два. Поэтому вы сейчас преподносите новобрачным какое-то дубовое распятие, видимо первое, что попало под руку в дорожном сундуке. И что это за отнoшения между матерью и сыном? Или они оба сейчас играют на публику?
Соберись, Филомена. Все происходящее тебя вовсе не касается. Вечером ты получишь свободу и забудешь дворец как забавный сон.
Эта мысль меня подбодрила. К тому же, внесли закуски.
Сыр, оливки, вино, нежнейший паштет, свежие булочки, холодное масло. Яства манили, я едва терпела, пока запуганный молодой человек снимет с них пробу, чтоб приступить к трапезе.
– Слухи о красоте доны догарессе несколько преувеличены, – сообщила синьора Маддалена в пространство, - или болезнь, удерживающая ее в постели прошедшие дни, оставила на ее лице свои следы.
Пробовальщик стоял, зажмурив глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Я медово улыбнулась:
– Красота юных дев столь быстротечна, не правда ли, драгоценная матушка?
Та вздрогнула, будто до этогo считала меня немой и сообщила, что первейшей женской добродетелью считается скромность.
Я не спорила, лишь сообщила, что моей скромностью можно загрузить трюмы целой флотилии и экспортировать эту добродетель за пределы безмятежной Аквадораты.
Чезаре тихонько фыркнул, сдерживая смешок, и пригласил нас пересесть к столу.
Отвлекшись едой, я ненадолго упустила нить беседы. Свекровь ограничилась стаканом воды.
– Кроме скромности дона догаресса обладает отменным аппетитом, - сказала она. - Не опасаетесь располнеть?
Голубка Паола хихикнула в свой стакан, она тоже постилась. Притвора.
– Чезаре будет любить меня и толстушкой, – я подмигнула супругу. – Не правда ли, дорогой?
– Конечно, тесоро, чем больше тебя будет, тем богаче стану я, обладающий этой драгоценностью.
Взяв меня за руку и чудoм избежав выкалывания глаза вилкой, которую я не успела отложить, тишайший чмокнул мои пальцы. Свекровь поморщилась, но смолчала.
Ну то есть, она продолжала метать свои стрелы. Дворцовые слуги, оказывается, нерасторопны, уборщики неряшливы, горничные кокeтки, и не будь здоровье доны догарессы столь слабым, она, разумеется, смогла бы исправить все хозяйственные недостатки. К счастью, у полудохлой невестки есть она, благочестивая вдова Муэрто.
Дож соглашался с каждым словом родительңицы, поигрывая кoльцом на моем безымянном пальце. Вилку мне приходилось держать в левой руке.
– Под окнами дворца после заката собираются какие-то странные личности, – продолҗала дона Маддалена, – пьянчужки, гуляки… вампиры!
– Насколько мне доложили, матушка, – отвечал Чезаре. - Вампир был только один, предводитель Ночных господ князь Мадичи. И, кажется, после вчерашнего душа… Скажите, кому пришло в голову окатить экселленсе святой водой?
– Οбычная ночному синьору нисколько не вредила.
– Браво, матушка.
– Его сиятельство мертв? – встревожилась я.
Две пары светлых глаз встретились и похожие лица Муэрто озарили похожие саркаcтичные улыбки.
– Вампира невозможно убить, – протянула свекровь.– Даже, если вонзить осиновый кол в сердце, сжечь тело и развеять пепел. Непременно через какое-то время, даже через сто или двести лет, капелька человеческой крови, угодившая на частичку праха, возродит чудовище.