- Знаешь, - прокричала Лада на ухо парню, - между нами и ними разница лет 10, а впечатление, что не меньше ста. Я их не понимаю. Откуда такая стайность? Кажется, что они хотят отказаться от индивидуальности напрочь. Забив ногами, забыть о ее существовании.
- Они с мозгами готовы сделать то же самое, - ответил Виктор, - так проще. Не нужно думать, с нами тот, кто все за нас решит. Но как-то их дохрена, выбравших, как проще. Ни дать ни взять потерянное поколение. Хорошо еще, что пока Тьма мало обращает на них внимание. Найдись лидер, который их заведет, пойдут куда скажут, они явно позабыли, что такое хорошо и что такое плохо...
Истошный вопль перекрыл фонограмму, всколыхнув людское стадо. Над телом, корчащимся в луже растекающейся крови, застыл невысокий подросток лет 15, с огромным удивлением разглядывающий нож в своей руке. «Я... я не хотел. Я... только попугать...»
Через минуту Хранителю показалось, что клуб, в котором они находятся, разлетится на куски. Город плакал. Навзрыд. Чувствовать и разделять боль потери тысячелетнего существа, было... тускло. Дуновение из дальнего конца зала заставило поежиться. Что-то старое, злое обнаружило свое присутствие и тут же исчезло.
*
«Здравствуй, Младший. Мутно как-то. Город плакал, представляешь? Настроение ни к черту».
...Промозглый ветер поднял опавшие листья...
Хранитель поймал золотой кленовый листок. «Пожалуй, ты прав, котяра. А не сходить ли нам на пленэр».
*
Кровавое закатное солнце коснулось креста на верхушке колокольни. Виконт, запахнув куртку, шагнул через цепь. Перед ним простирались днепровские аллеи. «Когда силы зла властвуют безраздельно», - прошелестело в листве. Едва видимая дорожка уводила в сумрак. «Какого... тебя сюда занесло, болезный. Успешный мальчик, надежда украинской культуры. Что ж ты не на приятной блондинке пыхтел, а поночи здесь шарился? Никак не пойму».
Крик... птицы? разрезал предзакатные сумерки надвое. Шорох листьев заполонил все вокруг. Скрипнуло дерево, обернувшись, парень не увидел дороги, по которой пришел. Тишина рухнула издохшим на свадьбе баяном. Ощущение недавнего дуновения зла вернулось в полной мере.
Зародившееся невдалеке рычание разорвало застоявшуюся ночь. Уже ночь?
Стая гнала добычу.
Хранитель мягко перетек к соседнему дереву. «Каштан, хорошо», - отозвалось подсознание. Времени выяснять, почему хорошо, уже не было.
Фигура, появившаяся впереди, дышала страхом. «Твою мать, вот дурень, нельзя так себя вести, был бы псом - точно б кинулся», - мелькнувшая мысль быстро отступила назад. Времени думать тоже не было.
Вой, вырвавшийся из горла Хранителя, заставил бы обзавидоваться пресловутую Собаку Баскервилей.
Фигура отшатнулась, но она интересовала сейчас меньше всего.
Хранитель, выдернув из глубин подсознания грань Вожака, звал СВОЮ стаю.
Но псы, гнавшие мальчишку, успели первыми. С коротким рычанием Вожак принял на коготь темную тень, слишком вырвавшуюся вперед. «Папа - доберман, о маме умолчим», - человеческая сущность, оказывается, никуда не делась.
А потом стало весело.
Только как-то... мокро.
Делая позже укол от бешенства, Никитин осознавал, что тогда чертовски проиграл в темпе. Он не ждал этой встречи, не был к ней готов. Сила пошла на силу, а их было больше.
Блеск клыков у горла.
Пена из оскаленной пасти медленно падает на лист каштана. «Каштан хоро... а впрочем, какая теперь разница».
Предсмертный визг стелется по лунному отблеску.
Мягко.
Плавно.
Кроваво.
Он не понял, когда вокруг стало совсем тесно. Но мохнатый бок рядом показал четко: ЕГО стая пришла.
Хранитель подошел к скорчившейся человеческой? фигуре, стирая с клыков? кинжала густую тягучую кровь и слегка придержал серую суку (папа - мастиф). Господи, откуда в наших широтах свободно шляющиеся мастифы? И мамы стыдится нечего. До чего падка была старушка-кавказка на заграничных кавалеров
«Порвать? Вожак мигни!»
«Как же вы похожи, звери».
- Ты кто, мальчик?
*
Виктор, щедро плеснув в кофе коньяку, протянул чашку сидевшему напротив невысокому пареньку лет 18. После событий на склонах не прошло и часа, чудом выживший мальчишка в себя пока не пришел.
Поначалу разговор шел туговато. Но после третьей чашки кофе и полбутылки не кофе Артем разговорился.
Они знали друг друга с младенчества. «Три мушкетера» вместе бесились в песочнице, вместе грызли гранит науки, обламывая младенческие зубы, вместе влюблялись, вместе дрались.
Максим рано начал писать стихи, бренчать на отцовской шестиструнке. Сергей увлекся точными науками, профессора универа качали головами, поражаясь смелым решениям парнишки. Сам Артем стал философом (хотя и не был женат). Поиск смысла жизни, истинной веры откликался в нем гениальными озарениями, а виртуозная работа с источниками позволяла уму не отставать от чувства.