Кустарник. Холмики. Сосенки. Мужик какой-то дрыхнет. Без задних ног. Передние разбросал. Как на кресте.
Ветерок робко коснулся щеки лежащего человека. Глаза распахнулись.
Звезды. Миллионы. Мириады. Бессчетное количество.
Испуганный ветер бросился прочь, прочь от этого страшного взгляда. Взгляда, который не может принадлежать коротко живущему. Прочь!
Тишина.
Напугавший обитателя эфира неловко поднялся на одно колено. На другое.
Помедлил. Встал.
«Твердое. Зеленое. Деревья. Звуки. Птицы. Земля. Рука. Рука? Моя рука. Моя?
Кто Я?
Мысли ворочались тяжело, как мельничные жернова под слабым напором воды. «Жернова?»
Шаг. Другой. Дальше пошло легче.
По лесной тропинке неуверенно брел невысокий чернявый парень со странным блеском в глазах.
Первые встречи
У Коляна горели трубы. Очень. Вчерашний шмурдяк неумолимо выветривался из головы, заставляя выискивать способ догнаться.
«Гля, хмырь стоит. Потерянный какой-то. Но не бичара, не. Бабло на кармане, небось, есть».
- Слышь, мужик, не пожалей пару монет на опохмел. Ветерану афганской войны, ага.
Взгляд клиента Коляну не понравился. Странный взгляд. Пустой. И полный.
- Тебе зачем?
«Да принять надо алконавту, не видишь, морда у него похмельная...» Голос, похоже, раздался стереофонией внутри черепа Коляна и потенциального спонсора.
Тот поморщился.
- Принять? Зачем?
- Не, мужик, заторопился страждущий, я ваще не запойный. Душа просит, понимаешь?
- Душа? - То, как глянул мужик, не понравилось Коляну вовсе. - Душа просит не этого...
- Ты не части, я ж не пьянки ради, плохо мне, брат. За державу обидно. (В свое время Колян литературку почитывал). За деток малых. За премьера плененного. За жизнь свою загубленную. А водка, она чудеса творит. Тебя как зовут?
- Меня? Танцующий.
- Во, клевая погремуха, а меня Колян с Шевченко. Ты пойми, кады стакан примешь, так сразу и жить можно. Жить, понимаешь? А не мокрицей в углу ханыриться. А уж если второй привалит... Ваще лепота. Человеком себя чувствуешь!
Странно смотрел на Коляна его новый знакомец. «Человеком, говоришь», - читалось в его меняющих цвет глазах. Так он смотрел, что почудилось Коляну, будто он не 55-летний алкаш, а пятилетний пацан и рядом всезнающий и заботливый отец. Жизнь еще впереди, и ничего не определено.
Мужик со странным погонялом уже двинул в сторону разгорающейся свары за киосками, а Колян, уставившись невидящим взглядом вдаль, все шептал «Папа, папа».
Их любовь была...
За ларьками происходил наезд. Трое бритоголовых пресовали прихипованную парочку.
«Что это?» - шепнул Танцующий. «Что, что, - раздалось внутри, - шакалята зубы точат. Порвут этих неформалов, тоже людьми себя почувствуют».
«И эти, людьми? Да кто ж вы такие, Люди?»
За МАФами дело уже дошло до триариев.
- Не, ты че, волосатик, ваще оборзел? Че ты тут шаришь? Ща мы тебя на бешбармак попишем, а курицу твою разложим по понятиям.
Прикосновение к плечу оторвало главаря от прочувствованного спича.
- А тебе чего, фраер?
Перед молодым волчонком стоял патриарх стаи. Нет. Небожитель. Первый волк.
- Ты хочешь почувствовать себя человеком? - едва шевельнулись губы Великого, - работай, твори, люби, живи. Будь им. Человеком, а не трупоедом смердящим.
Они уходили, опустив головы.
«Человеком???» - читалось на опущенных плечах.
- Спасибо, - звонким девичьим голосом, - спасибо Вам.
*
...Они любили друг друга? Наверное.
Ну, не Ромео с Джульеттой. Не Тристан с этой, как ее... Так и времена не те. Свободные нравы, революции эротические.
Они были неформалами. Им было по 16. Где мои 16 лет? На Большом Каретном? Не совсем. В вечном поиске себя мои 16 лет. В вечных сомнениях. В паршивом настроении. Нудных родителях. Попытках что-то доказать.
А тут Он (а тут Она!). Такая близкая/кий. Понимающая/щий. Что родство крови? Ерунда! Есть лишь родство духа!
Их любовь была похожа на легенду? Не особо.
Прошел месяц, другой. Она взрослела быстрее. И уже скоро история Изольды и этого, как его... казалась глупостью и блажью малолетки. О Джульетте, соске 14-летней, вообще помолчим. Хотелось жить по человечески. Как все.
«Так угасают чувства, - шепнул голос в голове, - их любовь БЫЛА похожа на легенду».
«Ты вообще кто?»
«Я? Я это ты. Ну, тот в ком ты...»
Эта музыка будет вечной...
Вязкий, тягучий звук пронесся над площадью. Рваный аккорд, ритм перебора, чечетка боя.
«Что это?»
«Это? Гитара».
Сидящий под козырьком скамейки парень не походил ни на Еврита ни на Марсия. Совсем. Но сердце все равно ожидало блеска карающего лезвия Гекатебола. Или скрипа тетивы.