Усадив бабушку в кресло, Айрис накрыла журнальный столик ветхой, но чистой скатертью, выставила вазочки со сластями, протерла от пыли чашки, блюдца, сахарницу и отправилась на кухню ставить чайник.
Так и есть. Новые жильцы. У плиты стояла скорбно сгорбленная женщина среднего возраста в полинявшем пёстром домашнем халате. Два мальчугана лет трёх с моськами, перепачканными чем-то красным, с разных сторон тянули её за кушак. Ещё один ребёнок, по виду первоклассник, сидел за столом, сосредоточенно жуя котлету.
- Виктор! Ты где!? Забери их сейчас же! - воскликнула вдруг женщина резким, нервным голосом, обратив погасшее усталое лицо к выходу из кухни, - у меня же тут кипяток! Виктор!
- Ты меня звала, мама? - в дверном проеме появился худощавый подросток в застиранной серой толстовке с капюшоном. Он длинно вздохнул и выжидающе прислонился к косяку.
- Ну вот что ты встал столбом?! - возмутилась женщина, - уведи братьев отсюда, пока они ничего на себя не опрокинули! До чего же долго шарики в башке прокручиваются! Живо!
Подросток повернул голову и шагнул вперёд - тень от капюшона перестала падать на его лицо - и оно всё озарилось светом окна - юное, нежное, ослепительное, как первый снег...
Айрис так и замерла с пустым заварочным чайником в руке. Вот вам и «франклин-миллер». Явился - не запылился.
Кто бы мог подумать? Здесь... Среди немытой посуды, облезлых обоев, кошек, запаха дряхлеющих тел и горелых котлет - в этой обители нищеты и скорби - сошествие ангела...
Когда он удалился, таща за руки двоих младших братьев, будто солнце скрылось за тучу - в кухне сразу стало пасмурно, тускло. Тот ребёнок, что остался за столом, пока мать не видела, скормил что-то тощему рыжему коту в крупных проплешинах. Где-то вдалеке негромко заиграла не с начала популярная песня.
Прошла неделя. Айрис закрутилась с делами и не смогла поехать к бабушке - позвонила сиделке. И раньше так часто случалось. Но сейчас отчего-то, нажав отбой, она испытала странное тяжёлое чувство - как будто что-то неуловимо ушло от неё с этим звонком...
Она вспомнила про «франклина-миллера» из питерской коммуналки и загрустила.
Неконтролируемое количество информации, атакующее современного человека, постепенно притупляет его возможность искренне выбирать лучшее из хорошего, отделять зёрна от плевел. По запросу первыми вылезают ссылки на те источники, к которым чаще всего обращаются кликами вне зависимости от ценности их содержания. Вопрос «выживания» в сети стоит довольно таки остро. Что-то неумолимо «скатывается в подвал», «забивается» и «перекрывается» чем-то более востребованным, а что-то, напротив, «вылетает наверх», повинуясь неписанному закону естественного отбора в информационных джунглях.
Витя Герасимов учился в средней общеобразовательной школе, гулял во дворе, когда мать отпускала его, гонял с мальчишками футбол, кое-как успевал делать уроки, играл дома у друзей в компьютерные игры - своих у него не было - словом, вёл обычную жизнь среднестатистического четырнадцатилетнего подростка, причём, наверное, местами несколько более тяжёлую и неприятную, чем большинство его приятелей и одноклассников...
Отец Вити ушёл из семьи и мать, выбиваясь из сил, одна поднимала четверых детей. Младшие братья - близнецы-трёхлетки - ходили в детский сад и регулярно болели, поэтому ей было до невероятности сложно устроиться на работу, на такой случай у любого работодателя за пазухой добрый десяток причин для вежливого отказа, а если устроиться всё же удавалось, почти невозможно было удержаться - каждый больничный сопровождался попреками и кислыми минами начальства - «ну вот опять...», «сколько можно...», «да она же совсем не работает...»
Денег не было. Места работы менялись как носки. По ночам многодетная мать мыла лестничные площадки, зимой убирала снег, нанималась кондуктором, раздатчиком листовок на улице, кассиром в чебуречную...
Витя по мере сил помогал матери. Каждое утро перед тем как пойти в школу он кормил, умывал, одевал и отводил в детский сад близнецов, а потом вместе со средним братом, запыхавшись, прибегал на занятия.
Мать, измученная, вечно не высыпающаяся, обозленная непробиваемым безразличием мегаполиса, кричала на Витю, если случались какие-либо нестыковки, неполадки, недоразумения - как выражаются нынче «косяки» - а они неизбежно случались, ведь он сам был ещё ребёнок.
Комнату на Васильевском, не слишком удобную, вытянутую, в ветхом, пропахшем кошками и плесенью доме нашли через знакомых - хозяйка вошла в положение бедной женщины, брала с неё по-божески и иногда позволяла отсрочить платёж.