Ее волосы, когда-то покрашенные в оскорбительно-рыжий цвет, торчали в разные стороны, как у пугала. С омерзением он отметил блестящие жирные проплешины. Почувствовав его взгляд, она подняла руку, ту, в которой была зажата сигарета, и он подумал было, что она собирается прикрыть лысину, но вместо этого она принялась чесаться, глубоко вонзая ногти в розовую кожу.
Напротив нее одутловатой необъятной горой, рядом с которой вся мебель выглядела игрушечной, грозно нависал бармен — мужчина в когда-то белом, по всей видимости поварском, халате. Он тяжело дышал — многочисленные подбородки колыхались студнем; жирные губы то и дело вытягивались в трубочку, жадно всасывая в себя воздух. Бармен опирался руками-лапами с огромными жирными пальцами на барную стойку и, понурив голову, исподлобья наблюдал за посетителями сквозь прорези век.
Кроме них в баре находились еще несколько человек, занявших один из свободных столиков в углу. Над ними висело облако тяжелого дыма. Посетители переговаривались низкими гортанными голосами. То и дело их беседа взрывалась коротким лающим смехом.
— Что, Киря, заскучал? Водка не в то горло пошла?
Он уставился на соседа. Надо было что-то сказать. Или, быть может, выдать себя и спросить напрямую: что здесь происходит? Где он, черт подери, находится? Впрочем, последняя мысль показалась ему не самой удачной. Он пьян, …должно быть, сильно пьян. Алкогольный… «палимпсест» — слово услужливо выскочило из темного омута памяти, и даже не вполне уверенный в правильности термина он успокоился. Ведь если он с такой легкостью вспомнил столь сложное слово, то и все прочее всплывет.
Он закашлялся, с омерзением ощущая все тот же привкус табака во рту. Встал… вернее, сполз с высокого стула.
— Я… — еле ворочая языком, как будто он давно не использовал речевой аппарат. — Мне нужно в туалет…
Сосед заулыбался, обнажая жуткие зубы.
— Ну конечно, конечно. С тобой, Киря, не попьешь. То одно, то другое. Ну, иди. Я тут… — он неожиданно раскатисто и влажно рыгнул, — посижу.
— Антоха! — в сторону гиппопотамьей туши бармена. — Плесни в стакан, а то ты мне пустой принес, — и рассмеялся в восторге от собственной шутки.
Оббитая растрескавшейся фанерой дверь с наискось приклеенным пластмассовым трафаретом, изображающим писающего мальчика, находилась слева от барной стойки. Осторожно ступая по липкому линолеуму, он подошел к туалету и, немного помедлив, потянул за ручку: всматриваясь в непроглядный мрак перед собой, он почувствовал себя на пороге давешнего сна. В нос шибануло вонью.
Он отступил на шаг и только через несколько невероятно долгих секунд сообразил, что следует включить свет. Нашарив выключатель, нажал на него и еле удержался от крика, прикрыв ладонью рот.
В неверном свете лампочки без абажура, уныло свисающей с растрескавшегося потолка, помещение выглядело куда ужаснее. Прямо перед ним, на небольшой ступеньке, находился унитаз — желтовато-белый и на удивление чистый. На треснувшем бачке сидела жирная облезлая крыса и сверлила его красными бусинками глаз. Лениво и как-то неловко она повернулась к нему спиной и, боком соскользнув с бачка, плюхнулась на заплеванный и залитый мочой кафельный пол. Столь же медленно и неуклюже поплелась прочь, то и дело отряхивая лапки.
Справа от унитаза находился умывальник с капающим ржавым краном. Кто-то ради хохмы написал прямо на чаше умывальника неприличное слово и указал стрелкой на отверстие слива. Судя по запаху, посетителям эта шутка пришлась весьма по вкусу.
Над умывальником когда-то, в лучшие времена, висело зеркало — о нем теперь напоминало пятно относительно незагаженной плитки.
Преодолев отвращение, он повернулся спиной к унитазу и попробовал было прикрыть дверь, но замок был разболтан и дверь закрывалась не полностью.
— А и черт с тобой! — выругался он.
Подошел к умывальнику и после недолгих раздумий открыл кран рукавом куртки, стараясь ни к чему не притрагиваться голыми руками.
Трубы издали низкий протяжный звук, и кран изверг из себя тонкую струйку ржавой вонючей воды.
— Да что же это… — он содрогнулся от омерзения, разглядев в струе ком седых волос, который приклеился к внутренней поверхности крана и вот теперь нашел время, чтобы шлепнуться в умывальник жирной омерзительной водорослью.