Тревожно вглядываясь в полумрак, Клер так и не смогла разглядеть причину своего волнения. Мистер Сквидли так и не появился. Его не было ни за острыми углами зданий, ни в тени высоких фонарей — он прятался гораздо дальше, в самом сознании девушки. В ее потаенных кошмарах.
Пересилив себя, Клер все‑таки решалась покинуть временное убежище.
Ее каблучки быстро цокали о мостовую, а город безмолвно наблюдал за напуганной девицей, которая больше всего насвете хотела поскорее оказаться дома. Морозный холодок, вырываясь изо рта, мгновенно растворялся в темноте. Фонари кое — где уже погасли, а те, что еще источали крохотный свет, рождали на кирпичных стенах пугающие тени. И в этот мерцающий такт, раздавалось мерное пение скрипучих вывесок, которые, раскачиваясь на ржавых цепях, словно надгробные плиты, несли на себе сухие послания. 'Пекарня — вкуснее не найдете', 'Лучшие подковы во всем Прентвиле', ' Заботы погребения — мы с радостью возьмем их на себя'.
Внезапно Клер остановилась. Оглянулась, затаив дыхание. Всего пару секунд, всего пару ударов сердца. Но ей хватило и этого. Не став ждать, пока страх нагонит ее и ударит в спину, девушка ускорила шаг, а через пару секунд перешла на бег.
Выскочив на улицу Скромности, которую совсем недавно местные переименовали в Приют разврата, Клер в одно мгновение оказалась возле подвыпившей толпы завсегдатаев одной из местных забегаловок. Развеселые моряки, солдаты его Величества и пара высокородных эсквайров, распивали весьма пошлые песни. На заднем фоне им вторили весьма откровенного вида девицы.
— Ох, какая!
— Давай к нам.
— Не жмись, мы не обидим.
— Эй, красотки, а мы вам подружку нашли.
Оторопев, Клер едва не провалилась под землю от стыда, а потом, быстро сориентировавшись, ловко оттолкнула самого заносчивого моряка и кинулась в конец улицы. Продравшись через толпу пьяных музыкантов и распутных танцовщиц, Клер уже решила, что вырвалась из порочного круга, когда ее запястье схватила чья‑то костлявая рука.
Повернувшись, она приготовилась влепить наглецу звонкую пощечину, но никого не увидела. Человек попытавшийся пленить ее, был ниже ростом почти на три фута. Опустив взгляд, Клер уткнулась в грязное смуглое лицо пожилого бродяги, лишенного обеих ног. Облаченный в выцветший, превратившийся в лохмотья жакет, инвалид продолжал цепко держать ее запястье, выставив другую руку вперед и шамкая при этом беззубым ртом.
— Опустите! — требовательно прикрикнула Клер.
— Красотка, подай инвалиду двух пританских войн и двадцатилетнего восстания Нузинотов.
Искалеченная, лишенная двух пальцев рука, устремилась к лицу Клер, словно желая погладить ее по щеке.
Она дернулась. Запястье обожгла боль.
— Не дергайся, ципа. Иначе я сломаю тебе локоть.
— Что вам надо? У меня нет денег, ни медяка! — простонала Клер.
— Поди врешь, крошка?! — старик придвинулся так близко что со стороны могло показаться, будто он прилип к ней.
— Нет. Я не вру! Отпустите!
Клер попытался освободиться, вывернув руку, но вместо этого еще сильнее застряла в стальных тисках.
— Не спеши, милая, — наставительно протянул старик.
— Прошу, великие мученики, отпустите меня!
— Только после того как ты выслушаешь меня, — голос пленителя изменился, стал холодным и тяжелым. Ощутив мелкую дрожь, Клер поняла, что больше испугалась этих слов, а не ноющей боли.
Мертвый взгляд пронзил девушку насквозь. Старик не шутил. Он не просто желал, а самым наглым образом требовал разговора.
— Да поймите же вы: я ничем вам не могу помочь!
— Еще как можешь, мерзавка.
Старик зашелся в приступе яростного смеха.
Попятившись назад, Клер отчетливо различила протяжный скрип плохо смазанных колес. Деревянная площадка, к которой, казалось, было прибито тело инвалида, потянулась вслед за девушкой.
— Отпустите! — она смогла сделать еще несколько шагов и, зацепившись каблуком о выступивший из мостовой булыжник, упала. Неудача, обратилась спасительной фортуной. Подвернув ногу, она освободилась от трехпалого, который повалившись набок, теперь пытался забраться на свой хлипкий помост.
Не став дожидаться, пока цепкие пальцы старика вновь захватят ее в плен, Клер рванула вниз по дороге.
Ветеран что‑то выкрикнул ей вслед. Но девушка смогла разобрать лишь пару слов:
— Передай капитану, чтобы он убирался к праотцам! Это все из‑за Лиджебая! Он один виноват во всем… Только он один!
Остановилась она только возле своего дома, шагов за сто — силы покинули ее тело и Клер, тяжело дыша, повалилась на колени, хватая ртом морозный воздух.
Окна дома светили весьма ярко, но девушка не спешила переступать порог родного пристанища. Привстав, она опасливо, на мысочках, словно идет по тонкому льду, стала двигаться по мостовой, но не в сторону дома, а в обратном направлении. С каждым шагом Клер удалялась от жилища все дальше — окончательно теряя из вида призрачную надежду на защиту.
Если бы позже, ее спросили: почему она решила не прятаться за крепкой дубовой дверью, а погрузиться в водоворот сумрачных улиц, Клер вряд ли бы смогла найти вразумительный ответ. В ту самую секунду, ей управляла совсем иная, далекая от понимания сила. Она будто марионетка двигалась по мрачным коридорам бесконечного лабиринта, пытаясь отыскать спасительный свет. Найти истину, раз и навсегда расправиться с необузданными страхами.
Улицы были пусты, ставни плотно закрыты и даже в окне доктора Тривли не горели свечи. Тревожно вглядываясь во тьму, Клер осознала, что больше не может сделать ни единого шага. Сердце наполнилось тревожным волнением, а страх пьянил и завораживал.
Ближайший фонарь вздрогнул. Огонек заметался в стеклянной колбе, а затем ярко вспыхнул, увеличившись в разы. Шар света осветил улицу, окрасив кирпичные стены в терракотовый цвет. Стальной туман плотной дымкой накрыл узкую улочку Откровений.
Клер отвлеклась. Оторвала взгляд от фонаря, перевела его на небольшой радужный мост, на перилах которого притаились мраморные фигуры морских чудовищ. В самом центре моста, на возвышенности, стоял человек. Невысокое, худое очертание в длинном плаще, не двигалось и даже не шевелилось, сохраняя невозмутимость не хуже каменных изваяний.
Налетевший пронизывающий ветер, потревожил все вокруг, кроме человеческого силуэта — полы его одежды не взметнулись в стороны, продолжая осторожно обнимать оцепеневшее тело.
Сколько раз он являлся к ней с момента смерти: Пять? Десять? Пятнадцать раз? — она не помнила. Но сколько бы раз это не происходило, Клер так и не могла привыкнуть к виду мрачного духа.
Проглотив застрявший в горле ком, она ощутила, как застыло ее дыхание.
Он никогда не говорил с ней. Возникая в самые неожиданные минуты, отец, храня молчание, созерцал на дочь, не откликаясь и не произнося ни звука.
Чего он хотел? Зачем являлся? Что удерживало его в грешном мире живых? — девушка никогда не задавала себе эти вопросы, воспринимая его визиты как должное.
Еще одно стальное правило Лиджебая!
Перелистывая собственную жизнь, будто главы неимоверно скучной и достаточно печальной книги, девушка остро ощущала свою вину, боль и отчаянье. Только это были абсолютно безликие эмоции, не имевшие под собой ни одного явного факта.
В глубине души — бережно храня свои чувства — она всегда любила и пыталась уберечь отца.
Хотела или пыталась? — впрочем, это были пустые слова. Ведь она так и не осуществила желаемое.
Накануне смерти, он открыл ей правду: пусть, не всю, а лишь ее часть. Но и этого было достаточно. Он не был и никогда не пытался быть им врагом. Для них с Риком, мистер Лиджебай — как они называли его между собой — стал настоящим хранителем.
Его безжалостные правила были направлены лишь на то, чтобы уберечь их с братом.
Отчего?
Этого Клер не знала. Время забрало родителя слишком рано, чтобы она выяснила это.
А ведь можно было спросить напрямую! Взять и поинтересоваться, невзирая на все запреты! Интересно, что бы он ей ответил?!