— Ты чего не позвонил, ущербный? — поддержал его Гендос. — Ладно-ладно, не дергайся, я понял, что сигнал ушел. Но ты бы на дерево вскарабкался, что ли?
А то я не сообразил это сделать! Но вслух озвучивать свои мысли не стал. Оно ведь как? Если оправдываешься, значит, виноват. А виноват — плати.
— Давай его побьем? — предложил вдруг Сивый приятелю. — И душу отведем, и Валерону вперед наука будет.
— А потом вещи в зубы — и пусть валит на станцию, — злобно рявкнул Генка. — Пешком!
— Не, пешком нельзя, — просопел Сивый. — Он ведь по дороге заблудиться может. Отойдет с нее в лес посикать да и сгинет в нем без следа. А нам потом следакам придется доказывать, что это не мы его прикончили. Лучше сам отвезу. Вот не поленюсь, снова все колдобины сосчитаю, но отвезу!
— Хорошо, — покладисто согласился я и зевнул, осознавая, что отключаюсь на ходу. — Но давай попозже, я жутко спать хочу. Днем поедем.
— Вот скотина наглая, а? — хмыкнул Гендос. — Каким был, таким и остался, ничего не изменилось.
— Хоть какая-то стабильность, — Сивый достал сигарету из пачки. — Ладно, иди дрыхни, а там поглядим. Раздолбай ты солнечный!
Усталость и сумбур прошедшей ночи сделали свое дело, и я уснул, по-моему, еще на ходу, до того как повалился на спальник. По крайней мере, я этого момента не помню.
А вот пробуждение было неприятным невероятно, из числа тех, когда сон покидать не хочется, но приходится. Увы, но желудок, который, как известно, частенько руководит людьми, опережая по степени влиятельности даже разум, дал о себе знать. Нет, кабы не запахи грибной похлебки, может, он и не заставил бы меня вынырнуть из забытья, но очень уж искушающим был аромат.
— Генк, как думаешь, если в котел лапшу китайскую бросить, она вкус не испортит? — услышал я голос Сивого. — Просто я читал, что раньше не с картошкой грибной суп варили, а с лапшой. Или в кино видел?
— Слышал звон, да не знаешь, где он, — хмыкнул Гендос. — Все подряд валить в котел — это варварство. И вообще, в вопросах еды лучшее всегда враг хорошего. Мне вот только жалко, что морковки нет, сейчас бы из нее пережарку сделать для душистости.
— Еда, — высунул я голову из палатки. — Хочу-хочу-хочу! А потом хоть на станцию везите, хоть куда… Хоть на дереве вешайте! Только пожрать дайте!
— О, проснулся пропаданец наш, — иронично заметил Гендос, помешивающий черпаком варево в котле, висящем над небольшим костерком. Нет, у нас имелась специальная плитка, удобная и не громоздкая, но тут мои приятели, похоже, решили пойти традиционным путем приготовления пищи. Есть в еде, приготовленной на открытом огне, нечто сакральное, приближающее нас к истокам сути людской, к памяти предков. — Нам спать не дал, зато сам выдрыхся по полной.
— Неправ, виноват, скотина, — я вылез из палатки, подошел к костру и вдохнул ароматный пар, поднимающийся над котлом. — Уф-ф-ф, милота какая! Давай, разливай уже по тарелкам.
— Покомандуй еще, — легонько стукнул меня поварешкой в лоб Генка. — Когда готово будет, я скажу.
— Ты, Швец, только проблемы создавать да жрать мастак, — сообщил Сивый, впрочем, уже довольно миролюбиво. — А вот мы за вчера и сегодня два десятка монет подняли, причем неплохих, крестов нательных пяток да еще и знак старосты. И это с учетом того, что кучу времени на твои поиски потратили.
— Знак кого? — насторожился я, почесав грудь. После ночных похождений это слово, произнесенное другом, почему-то поселило во мне тревогу, так, словно оно само было неким знаком, напоминавшем мне о произошедшем.
— Деревня тут стояла большая, сам видишь, — Сивый показал мне светлый кругляш, который он в данный момент старательно надраивал. — Не село, разумеется, церкви не имелось, но люди-то, люди здесь жили, и было их немало. Если есть население, то должна быть власть, таковы законы бытия. А она — не только приказы, но еще и атрибутика.
— Самое забавное, что века прошли, а бардак остался тот же. Что они тогда, что мы сейчас — одинаково все, — рассмеялся Гендос. — Понимаешь, по «Положению о крестьянах» деревням старосты не полагались, только селам. Да на самом знаке, вон, надпись: «Сельский староста». То есть кто-то просто плюнул на условности и посадил управителя в деревне против всех уложений. Если нельзя, но очень надо, то можно.
— Или сюда наведался староста из соседнего села в связи с праздником урожая, нажрался местным самогоном, а после уснул рожей в пашне, — возразил ему Сивый, причем это прозвучало как-то очень привычно. Как видно, подобные дискуссии у них были нормой. — Отвезти домой его отвезли, а знак затоптали, не заметив. Вон, ушко у него отломано. Вот он потом, небось, убивался!