Ольга остановилась возле работающего сейчас огромного станка.
На нем работал такой себе Вовка Шредер. С такой фамилией ему не надо было никаких кличек.
Главной целью его жизни было выспаться. Хотя надо признать, упорства ему было не занимать, например, говорили, что он может прокопать траншею даже в котельном железе.
Сейчас Шредер растачивал вагонное колесо. Рядышком лежало еще несколько заготовок…
— Что ты видишь? — спросила Ольга.
Мастер пожал плечами.
— Станок, рабочий, колеса…
— Как ты думаешь, что будет завтра с этими колесами?
— Здесь же будут лежать.
Ольга кивнула:
— Ну да. И завтра, и послезавтра. Может даже, не в этом году. Но придет день, и они выкатятся с завода. Увидят мир, намотают тысячи верст, сотни тысяч.
— Они ничего не увидят. У них нет глаз. Это довольно характерно для вагонных колес.
Ольга посмотрела на Игоря печально и с укоризной.
— Я же образно… Я хочу уйти вслед за колесами. Посмотреть на тот мир, за который воюют наши бронепоезда…
— Воевать за мир невозможно. Бронепоезда несут войну.
— Ну вот, снова ты за свое…
Дошли до кабинета Ольги. Он был оборудован в комнатушке, где маляры хранили свои бочки с краской. Маляров здесь не было уже года три, равно как и краски, но запах ее остался.
И еще — в этой комнатушке не было ни одного окна. Только небольшое отверстие для вентиляции, кое из-за холодов обычно было забито паклей. Да и что толку с такой вентиляцией — отверстие все равно выходило в пыльный, пропахший маслом, краской и горящей стружкой цех.
Ольга села за единственный в комнате стол, стала выдвигать ящики один за другим, перебирать содержимое. Большая часть содержимого возвращалась назад, но что-то, в основном записные книжки, откладывалось на стол.
Пока Ольга перебирала свои вещи, Игорь прошелся по кабинету.
В углу лежали какие-то провода, пруты, батареи, трансформатор…
— Что это?
— Думаю сделать из вольтова столба оружие самообороны. Вернее уже «думала»… Все-таки пока получается неважно батареи на спину, трансформатор на грудь, два щупа-разрядника в руки. Противник поражается на расстоянии вытянутой руки электрическим разрядом.
— Непрактично, тяжело. Винтовка удобней. И бьет дальше.
— Ну да. — кивнула Ольга. — только всегда ходить по улицам с винтовкой неудобно. Меж тем, устройство будет уменьшатся. Батареи станут размером с палец, трансформатор поместится на ладони…
Игорь поджал плечами: дескать, он не знает, но всякое может быть. Мнения Ольги он никогда не ставил под сомнение, даже когда они были один на один.
Вместо обоев к стенам были пришпилены чертежи. Неизвестно, когда Ольга прицепила к стене первый лист. Наверное она сама не помнила, этого, равно и то, что на этом листе нарисовала. Какие-то эскизы превращались в чертежи, в деталировки — позже в конкретные механизмы, как это произошло с бронетрамваем полиции. Что-то останавливалось на уровне чертежей общего вида. Некоторые так и оставались всего лишь эскизами.
Но эскизы со стен Ольга никогда не снимала. Во-первых они утепляли жиденькие стены. Во-вторых, привязывалась к ним, считала, что рано или поздно пригодиться любая идея. Поэтому когда лист заполнялся, поверх него крепился новый, чистый…
Некоторые проекты Ольги были Игорю известны. Например, вот висели наброски самобеглого бронированного парового молота. По идее, он был предназначен для разрушения долговременных оборонительных сооружений. Но заказа даже на пробный экземпляр не поступило — перед армией даже в отделенной перспективе не стояла задача штурма подобных укреплений.
А вот проект парового танка с тросовой гусеницей. Конструкция совершенно пожаробезопасная, с рациональными углами бронирования… Но к счастью или сожалению на вооружение российской армии поступали вполне сносные бронесани «Остин-Кегресс», именуемые за кордоном как "русский тип танка".
— А это что? — показал Мастер на незнакомые ему чертежи.
— Это?.. Это ракета… Вот смотри — это кабина, здесь находится командир экипажа, пилот… Тут двигатели, здесь топливо…
Игорь всмотрелся в чертеж внимательно, думал, водил пальцем по линиям. Наконец заметил:
— А кочегар?
Ольга опешила:
— Кочегар?
— Ну да. Двигатель вижу, а вот куда садить кочегара — не понимаю.
— Это же ракета! Здесь совершенно иная система! — начала Ольга.
…И остановилась. Мастер зевнул — похоже, это было ему не интересно. Может быть, даже наверняка он знал, что кочегар здесь неуместен. Может, пытался пошутить.
— Ладно… — проговорил Игорь — Давай прощаться… Я пойду.
— Куда?
— Есть хочу — умираю. Пойду, какого-то токаря загрызу.
Ольга не улыбнулась. Бывало, на заводе действительно пропадали рабочие. Говорили, де, вышел опохмелиться и не вернулся.
Игорь ушел неслышно. Не скрипнула даже дверь, хотя Ольга уже полтора месяца все никак не могла намеревалась смазать надоевшие своим скрипом петли.
Не было слышно и шагов по металлическому полу пролета. Казалось, Игорь никуда не ушел, а остался стоять за дверью. Но старожилы знали: Мастер может пройти через весь цех, что никто его не заметит.
Рано утром Ольга покинула завод. Сделала это на борту бандюковского бронепоезда.
Его перегонял старый опытный машинист вместе с двумя молодыми кочегарами.
В отсеках у орудий скучала обслуга, навербованная приморским бандитами прямиком с какого-то миноносца.
По отношению к даме, да и к прочим все вели себя крайне пристойно… Не пили сивуху, не играли в карты даже на интерес. Было понятно — среди бандитов имеются люди серьезные.
Когда от города отъехали верст на десять, послышался рев гудка скобелевского завода бронепоездов. Он как раз будил рабочих, извещая их о начале нового трудового дня.
Говорят, в хорошую погоду да при соответствующем ветре гудок можно было расслышать за сорок верст от завода. А у птиц, пролетающих рядом с гудком разрывалось сердце.
Но на расстоянии десяти верст, да еще за шумом бронепоезда гудок слышался словно плач, стон.
Кому-то могло показаться, что завод оплакивает уход своего лучшего механика…
Но Ольга так не считала.
Его высокоблагородие комбат
Трактир назывался "Под Красной Звездой".
В нем уже наступил коммунизм, пусть и только для военных. Денег тут не брали принципиально, зато за талоны, в кредит и просто под честное слово всегда предлагали посетителям одно и то же: а именно кислую квашеную капусту, к ней пиво такое разбавленное, что оно более напоминало квас.
Обслуживали в трактире плохо часто хамили. Убирали редко, если убирали вовсе. Вероятно, нынешние власти рассуждали так: наступит момент, когда грязь внутри, превысит ту, что снаружи. И посетители вместо того чтоб мусорить, начнут помещение очищать.
Но Аристархов заходил туда частенько, хотя бы потому, что, работая в училище, получал множество талонов, но обменять их на что-то мог Не во многих местах.
Садился или у окна или у стены, а чаще — где повезет. На халяву народа сбегалось много.
Зайдя в этот раз, Евгений обнаружил, что его любимый стол занят, но сидит за ним его бывший денщик.
Обменялись рукопожатиями. Аристархов присел напротив. Спросил:
— Меня ищешь?
— Да нет, просто зашел. Но видеть рад…
Не спрашивая разрешения, принесли обычный набор: всю ту же капусту с пивом.
— А я ведь, ваше высокоблагородие, теперь в батальоне заместо вас… — сообщил денщик. — Совет меня выбрал. Говорят, что я при вас дольше всех был, ну и многому научился. Только ведь что с меня толку — башка у меня дурья. Только и того с меня толку, что чай вам готовить… Думал отказаться: говорят, мол, под трибунал отдадим…
Аристархов прихлебнул пиво и печально улыбнулся. Дескать, ничем не могу помочь.