— Фу! — крикнул старик. — А ну брось гадость!
Глухая собака не заметила этих слов. Геддо топнул ногой. После этого животное действительно оставило рукав и побрело к дому.
В воздухе густо висел запах крови.
На земле лежало… Впрочем, точное количество трупов установить не представлялось возможным. Некоторые части были разбросаны на всем пространстве поля боя. На первый взгляд мертвых имелось от двух с половиной до трех с четвертью.
— Нет, ну я же их предупреждал! — частил старик. — Совершенно честно и предупреждал.
На улице паслись четыре лошади. Выглядели они так, словно здесь, во дворе ничего и не происходило, их не испугали ни выстрелы, ни кровопролитие.
Лишь через месяц после описываемых событий, Геддо понял — те были привычными…
Глупо было полагать, что ничего не произошло. Что достаточно закопать покойников, присыпать кровь песком и все вернется на круги своя.
Нет, не вернется. Эти четверо пусть и не ехали именно к нему, здесь оказались не просто так. Они не были разбойниками — во всяком случае, в примитивном смысле этого слова. Их наверняка кинутся, и сюда прибудет сорок, четыреста, четыре тысячи — сколько надо, чтоб установить здесь свой порядок.
Может, некоторым удастся противостоять — собака уложит в пыль еще десятки, может — сотни. Но все равно найдется кто-то достаточно умный, чтоб не дать убить себя, но уничтожить собаку, убить старика.
Геддо это совершенно не устраивало.
Следовало бежать — чем скорей, тем лучше. Но что делать с плодами своих трудов.
— Федот! Федот! — кричал Геддо в сторону болота. — Ты где!
Зашумела трава за его спиной. Старик быстро обернулся, но Федот уже стоял тут будто вырос он из-под земли, из-под воды. А может, именно так все и обстояло.
— Ты звал меня?
— Федор… — начал Геддо и замолчал.
Что говорить? Что в его дворе лежит четыре покойника? Что их задрала собака. Что?
Федот сам пришел на помощь:
— Ты весь в крови… Это твоя кровь?
— Нет.
— Недавно в деревню приехали. Они…
— …мертвы.
В ответ Федот кивнул: спокойно, без осуждения. Дескать, ничего неожиданного, он догадывался, что тем и закончится.
— Это сделала твоя собака?
Теперь пришла очередь кивнуть Геддо.
— Вот, оказывается, отчего она на меня не кидалась. Она тоже нечисть… И что ты теперь будешь делать.
— Я ухожу сейчас. — ответил Геддо. — Может, пока этих кинутся, пройдет дней пять. Но мне нельзя терять время.
— Может, пока укроешься у нас на болотах?
— Нет, — ответил Геддо быстро, так что понятно стало: обдумывал он и этот вариант, да ничего в нем хорошего не нашел. — Нет, мне надо уходить дальше.
Немного подумав, Федот кивнул:
— Ну что же… Если решил уходить — уходи. Останавливать не буду.
Однако Геддо не торопился.
— Что-то еще? — спросил Федот.
— У меня будет к тебе просьба…
— Говори?..
— Все то, что я посадил перед домом надо уничтожить. Может быть — вместе с домом.
— Боишься, что твои труды попадут в злые руки?
— Зачем в злые? Достаточно просто в неумелые… Я сниму обереги, выставлю самогон за порог, разожгу в печи огонь… Сделаешь?
Федот кивнул.
Царь Всея Руси… Ну или какой-то ее части
Из-за леса солнце поднималось крайне неохотно.
Сначала выглянуло осторожненько из-за леса: от этого мира нынче можно было ожидать всего что угодно. Затем осмотрелось: а стоит ли мир солнечных трудов, не следует ли подремать где-то за облачком.
Но как назло, ни одного облачка рядом не оказалось.
И солнце поползло все выше, по-осеннему лениво начало обогревать землю.
В привычном порядке солнце осветило лесок, рощу, холмы. Проверило: все ли на месте. Мир будто бы оставался прежним. Реки все так же текли к морям. Деревья по-прежнему росли вверх, хотя некоторых не хватало.
Рассвет неспешно добрался до деревни.
Здесь будто бы все оставалось на месте, но что-то за ночь изменилось.
Ленивая дорога, по которой хорошо, если раз в день кто-то проезжал, сейчас была разбита сотнями копыт.
Да и сама деревня изменилась, затаилась: народец местный, просыпающийся обычно рано, носа из дому не казали, собаки жались по будкам, все больше скулили, нежели лаяли.
Луч солнца осветил крыши, заглянул в окна. Стал будить людей, которых еще вчера здесь не было. Пришлые, похоже, от побудок до рассвета были не приучены. Дремали даже часовые на крылечке, ждали своего часа те самые кони, что протоптали дорогу к этой казалось бы забытой всеми деревушке.
Рядышком стояло две тачанки.
В самой большой избе отходил ото сна Афанасий Костылев — командир этого войска. Пытался уцепиться за обрывки сна, кутался под теплое одеяло. И вроде было сонно, и заснуть как-то не удавалось.
Наконец, все-таки поднялся.
Недовольно осмотрелся, глядя на ком сорвать злость. Но в комнате кроме него никого не имелось. День начинался определенно неудачно.
Хотя, с одной стороны, нынче имелась крыша над головой, но с иной — оставаться в одной деревне более чем на сутки было опасно.
Вообще дел на этот день было запланировано много.
Необходимо было решить, куда отряду двигаться дальше. Жаться по лесам, перебиваясь мелкими деревушками? Или рискнуть, и захватить какой-то городишко? Хорошо бы, если бы при нем был какой-то банк, чтоб его, значит, экспроприировать. Или арсенал с винтовками. Хотя, если в городе есть оружие, вероятно атака, будет отражена…
Следовало так же придумать какое-то название себе, да и своему отряду. Назваться «атаманом»? «Батькой»? Нет, не то — атаманов нынче по два на версту.
Афанасий скривился: со вчерашнего вечера крутило живот, мучили газы. Последнее было не так уж и страшно ночью, в одиночестве. Но перед коллективом становилось как-то неудобно.
С утра привычно заболела голова — обидно было, что вчера не шибко и пили-гуляли. Так, приняли с дороги…
К тому же заныл зуб. Стало вовсе противно — до ближайшего зубодера было верст двадцать.
В порядке лечения, Афанасий прополоскал зуб самогоном. По завершении процедуры продукт сей принял вовнутрь, то есть просто проглотил.
Затем взбил пену, стал бриться. Пока лезвие снимало щетину, проглоченный самогон впитался в желудке, растекся теплыми ниточками по телу. Становилось легко.
Сняв последнюю полосу пены, протер кожу все тем же самогоном. Лицо приятно охладилось, защипало над губой — похоже, бритвой срезал прыщик.
После бритья угостился еще рюмочкой.
Сделалось легко, жизнь определенно стала налаживаться.
Посмотрел на себя в зеркало. Остался определенно доволен.
— Ну чем я не царь? — спросил Афанасий у своего отражения.
Возражений не последовало. Отражение кивнуло вслед за хозяином.
Мысль, сдобренная самогоном, показалась ему не такой уж и вздорной. Афанасий несколько раз прошелся по избе, примеряя ее так и этак. Мозг, разгоряченный алкоголем, ответы давал быстрые, хотя и не совсем логичные.
Все удивительно сходилось. Стране никак нельзя без царя. А он чем плох для высокой должности? Ну ведь ясно, что ничем не хуже остальных.
Оставался сущий пустяк — необходимо было поставить в известность и остальных. Разумеется, начать со своих, потом растолковать это волости, губернии, всему миру. Сделать это толково, с расстановкой — что называется по-царски, соответствующим приказом.
Но в первую голову — надо известить полкового колдуна о том, что он произведен в придворные маги. Посоветоваться с ним опять же не мешало.
Афанасий вышел в соседнюю комнату. За столом в тумане дешевого табака его люди пили не менее дешевый чай и играли в засаленные карты.
— Ребята, а узнаете ли вы о мне природного государя Всея Руси Афанасия Первого? — спросил Костылев.
Ребята смерили своего командира недолгим взглядом, молча кивнули, дескать, все нормально, узнаем. Царь — так царь. Только в карты не мешай играть.
Из дома вышел на улицу. Услышав скрип двери, вздрогнул и принял надлежащую стойку дремавший доныне часовой. Афанасий расслабление заметить не успел, но на всяк случай показал часовому кулак.