Гэйлон плотнее прильнул к шее гнедой. Он должен был выиграть эту гонку. Джессмин сердилась на него, и он понимал, что у нее было достаточно причин для этого. Мелкая ревность не к лицу королю, и Гэйлон решил, что, выиграв скачки, он великодушно позволит Джессмин отправиться в Занкос, чтобы повидаться с ее родными.
Мысль о том, что Джессмин может не захотеть вернуться, причинила ему острую боль. Но что он сделал за все это время, чтобы завоевать ее любовь и терпение? Ничего. Вернув себе трон Виннамира, Гэйлон изо всех сил старался придерживаться двух главных правил: не сближаться с теми, кого любил, и не любить тех, с кем был близок, ибо смерть и несчастья обрушивались на тех, кто был рядом с королем-магом. Только в своих отношениях с Джессмин и с Арлином он позволил себе немного отступить от этих двух принципов, и теперь его снедала постоянная тревога.
Перед ним на дороге возник еще один всадник, который сидел в седле совершенно неподвижно, как раз в том месте где дорога разветвлялась, сворачивая к Киптауну. Это не был ни один из участников скачек, так как лошадь под ним была совсем маленькая, не больше пони, и ярко-рыжей масти. Всадник с ног до головы завернулся в плотный грубый плащ, широкий капюшон которого скрывал его лицо. Всадник смотрел на приближавшихся к нему барона и короля.
- Прочь с дороги! - крикнул Гэйлон, наконец-то поравнявшись со скачущим во весь опор Седвином. Неизвестный всадник посторонился, пропуская бешено мчащихся лошадей.
Жеребец барона стал выказывать первые признаки того, что и ему приходится нелегко. Клочья пены капали с его губ, облепляя широкую грудь и могучие плечи вороного. Бок о бок две лошади влетели на мост и загремели копытами по промороженным бревнам. Где-то в середине моста жеребец внезапно громко заржал и, по-змеиному изогнув шею, вонзил длинные желтые зубы в горло гнедой.
- Эй! - закричал Гэйлон и увидел, как Седвин взмахнул своей короткой плетью, чтобы заставить животных перестать кусаться.
В последний момент, однако, плеть изменила свое направление, и Гэйлон почувствовал, как удар ожег его щеку. Плеть поднялась и с быстротой молнии опустилась на его лицо еще два раза, а жеребец толкнул корпусом более легкую кобылу на перила моста, и она споткнулась. Яркий солнечный свет блеснул на лезвии кинжала, который сжимал в руке барон, но Гэйлон как раз в этот момент ударился о перила моста и перевалился через них, лишь в последний момент взмахнув рукой, чтобы уцепиться за что-нибудь.
Все окружающее вокруг него внезапно потускнело, замедлилось, словно его разум отделился от его тела. В растерянности Гэйлон попытался сконцентрироваться на своем Колдовском Камне, попытался найти в себе ярость и гнев, которые, несомненно, должны были пробудиться в нем под влиянием столь коварного нападения, но внутри было пусто. Не было даже страха.
Откуда-то донеслись сердитые, гневные возгласы. Они звучали приглушенно, но были странно знакомыми. Арлин. На мост въезжал еще один южанин. "Помоги мне", - подумал Гэйлон, не в силах вымолвить ни слова.
Гэйлон видел, как внизу неслась холодная и глубокая река, а его рука в перчатке, вцепившаяся в деревянную перекладину перил, была единственным, что удерживало его от падения вниз.
Тем временем вороной магеранец развернулся и обоими задними копытами нанес гнедому Арлина страшный удар.
Гэйлон беспомощно смотрел, как его друг вылетел из седла и ударился о перила моста с другой стороны. Последовал еще один яростный удар задними ногами, скакун Арлина навалился всем телом на перила, перила затрещали, и оба - всадник и его конь - полетели вниз. До слуха Гэйлона донесся громкий плеск.
"Нет, - беззвучно застонал Гэйлон и бросил взгляд вниз, чтобы увидеть, как течение потащило обоих вниз по реке. - Только не это!"
Седвин тем временем снова развернул жеребца и подъехал ближе к королю. Узкая полоска стали все еще блестела в его руках, но странное оцепенение уже почти прошло, и его место заняли ненависть и ярость. Гэйлон схватился за перила левой рукой, а правую сжал в кулак. Контроль над энергией Камня еще не вернулся к нему, и яростное синее пламя, вырвавшееся из перстня, охватило и коня, и всадника.
Нестерпимый жар окатил Гэйлона, и он почувствовал резкий запах сожженных волос и горящей плоти. В беззвучной агонии магеранский жеребец сделал не сколько шагов и рухнул. Седвин Д'Лоран обгорел уже до неузнаваемости и походил теперь на черную, скорченную головешку, намертво прикипевшую к головне побольше.
Гэйлон подтянулся на руках, втащил свое тело на полотно моста и перебрался через лежащую на боку кобылу. Она слабо пошевелилась, приподняв голову из лужи черной крови, но Гэйлон, хотя и знал, что она умирает, не остановился. Для сожаления не было времени, и он побежал по мосту, затем спустился с дороги и, поскользнувшись, съехал по склону к самому берегу реки.
- Арлин! - закричал он, прыгая по обледеневшим валунам.
- Сюда, милорд! - откликнулся чей-то голос. - Скорее!
У самой кромки воды высились заросли вечнозеленых кустарников. Гэйлон продрался сквозь них и обнаружил уже знакомого ему огненно-рыжего пони, который смирно стоял на каменистом берегу. Чуть поодаль от него скорчился на полузатопленном бревне давешний всадник. Крепко обхватив ногами ствол упавшего дерева, он вцепился руками в какой-то мокрый тюк.
Гэйлон не раздумывая бросился в реку, но вода была столь холодна, что он непроизвольно рванулся обратно, а ниже пояса у него все онемело. Осторожно переступая по могучему стволу, он приблизился к незнакомцу, и вдвоем они сумели вытащить из воды на берег неподвижное тело Арлина Д'Лелана. Гэйлон обнял тело друга дрожащими руками, но губы его оставались синюшными, а лицо - серым.
- Я слишком поздно подоспел, - пробормотал незнакомец со слабой надеждой в голосе.
Капюшон плаща все так же скрывал его лицо, но голос был молодым, почти детским.
- Нет! - резко отозвался Гэйлон, не в силах заглянуть правде в лицо.
Подняв тело Арлина, он пошел между деревьев, неловко оскальзываясь на камнях и упавших ветках.